Тот смутился и как-то беспомощно огляделся вокруг, будто искал, куда бы спрятаться от устремленных на него любопытных взглядов.
— Мы ждем, — сказала, кокетливо посматривая на Лечева, полная блондинка. — Что же вы молчите? Говорите же!..
Лечев совершенно растерялся, а слова, которые должны бы приободрить, ввергали его в еще большее смущение.
— Да я не знаю, право. Всеволод, как всегда, преувеличивает…
— Но саблю-то вам жаловали? — не унималась блондинка. Ей явно доставляло удовольствие его поддразнивать.
— Нет, простите… то есть, разумеется, но…
— Он оставил ее дома, — с легким смешком поспешил ему на выручку Зарубин.
— Совершенно верно, — облегченно выпалил Лечев и вдруг вовсе смутился: ему отчего-то показалось, что он допустил невероятную оплошность.
— Да полно тебе, Димитр, — обнял его за плечо Зарубин. — Уж коли сам не хочешь, дай мне рассказать.
— И верно, — с благодарностью поглядел на товарища Лечев, — у тебя это лучше получится…
— Нет-нет, — запротестовали дамы, — пусть ваш приятель расскажет сам.
— Вот видишь, — пожал плечами Зарубин. — Так что уж будь добр.
— Вам про саблю или про башибузуков? — все еще с трудом подбирая слова, начал молодой человек.
— Ты про все рассказывай, — приободрил его Зарубин с той простоватой грубоватостью, которая возможна лишь между близкими людьми. — Саблю-то тебе за что пожаловали?
— Да, верно, ничего такого и не было, — сказал Лечев, — разве что за пленного? Ну так я по порядку, хотя уверяю, что ничего интересного в этом нет… Послали меня в разведку, и не одного, а с сербом Петрой Кочичем, Всеволод его хорошо знает. Помнишь Кочича?
— Еще бы не помнить! — живо подхватил Зарубин. — Веселый был малый и сорвиголова.
— Вот-вот, именно: как в разведку, так тут и непременно Кочич. Он и по-турецки говорил, как на своем родном, и в горах любую тропинку знал, потому что в этих местах родился и вырос. А еще у Кочича злости было на троих: турки у него сестру замордовали, а мать скончалась от горя. Да и ловок был — сущая бестия, нож бросал на десять шагов, и все без промаха…
Робко начав, Лечев постепенно увлекся и, кажется, завладел вниманием капризных слушательниц. Даже Зарубин смотрел на него во все глаза, словно видел впервые.
Если не считать, что в словах Димитра была опущена одна очень важная деталь, то все в них было сущей правдой. Он и в самом деле ходил с Кочичем к туркам, оба они были схвачены, и Кочич умер под пытками, а Лечева заперли в сарай, откуда он бежал; затем, вместо того чтобы сразу же пробираться к своим, три дня терпеливо охотился за турецким бинбаши, ради которого и был послан во вражеский тыл. Охота оказалась удачной; еще сутки он тащил связанного турка к своим, где и сдал с рук на руки начальству…
Все именно так и произошло, а то, о чем умолчал Димитр, знали только он и Зарубин: задание взять бинбаши было сугубо секретное. Человек, пославший Лечева, не имел ни чинов, ни высокого титула, но чувствовалась в нем большая сила, побуждавшая относиться к нему с почтением и подчиняться беспрекословно. Короче: оба молодых офицера служили в разведке, а об этом, как известно, не трубят на всех перекрестках. Этим же обстоятельством объяснялось и смущение Лечева, хотя он и от природы был в отличие от Зарубина, весельчака и балагура, человеком скромным и малоразговорчивым…
— А скажите, — обратилась к нему все та же настойчивая блондинка в тальме, — правда ли, что князь Милан Обренович очень молод?
Опасная тема осталась позади, и Лечев облегченно улыбнулся:
— Милану двадцать два года.
— Что вы говорите! — изумленно воскликнула дама. — Эти горцы настоящие мужчины…
— Уж не хотите ли вы сказать, что у нас мужчины перевелись? — с наигранной обидой обратился к ней Зарубин.
— Ах нет, что вы. — Дама обмахнула лицо кончиком кружевного платочка.
— Вот Лечев, — продолжал поручик, — вы только что изволили выслушать его историю, а ведь ему нет и двадцати.
Лечев с укоризной посмотрел на приятеля.
— Что же в этом удивительного? — продолжал Зарубин. — Или вы здесь и впрямь думаете, что наши старички, столь бойко стреляющие друг в друга депешами и посланиями, столь же бойко владеют и оружием?..
— Однако же вы сами рассказывали про Черняева, — попробовала возразить дама.
— Михаил Григорьевич тоже отнюдь не стар, — заметил поручик, — ему еще нет и пятидесяти. К тому же он — боевой генерал, я вам давеча об этом докладывал…