Я сидела с занесённой над листом ручкой и время от времени нацарапывала бессмысленные фразы. Всеми своими фибрами я ощущала себя несчастной, а чувство манкируемого долга бесповоротно меня добивало. Наконец я дошла до кульминационной точки своей деградации, слабеющей рукой накарябав: “Домам культуры предписаны по штату привидения”. Написала и долго вчитывалась, а вчитавшись, настолько поразилась, что даже головой посвежела. Какой абсурд! Почему непременно предписаны? Что в них хорошего, в этих привидениях? Нет, пора взяться за ум!
Легко сказать — как будто до моего ума рукой подать. В действительности нас разделял не один световой парсек, оставалось уповать лишь на чувство долга, благо оно у меня в крови. Проделав над собой титаническое усилие, я худо-бедно сосредоточилась на взыскующих моего внимания объектах культуры. В результате во вступительную часть сочинения была впрыснута капля здравого смысла, а сама я поехала утром на работу, ни капли не выспавшись.
Элементарные профессиональные обязанности казались мне в тот день неподъемно сложными. Я с трудом разделалась с воротами и взялась за доработку проекта, которым когда-то занимался Януш и в котором теперь должны были найти своё отражение свежеиспечённые фанаберии инвестора. Я прилагала массу усилий, чтобы возможно меньше переделывать и возможно больше оставить как есть, поскольку единственное, на что меня ещё хватало, так это на бездумное копирование оригинала.
Вскоре после двенадцати я застряла на непосильной для меня проблеме. На продольном сечении обнаружились какие-то странные размеры — ни к одному узлу не подходят. Я долго ломала голову, соображая, что именно Януш имел в виду. Мои умственные потуги успехом не увенчались, и я наконец решила спросить у самого автора. Могла бы поинтересоваться и раньше, но такие простые решения при нынешнем моем состоянии духа почему-то меня не осеняли.
Только я собралась призвать Януша на помощь, как слуха моего коснулись звуки из ожившего динамика. Дневной выпуск новостей. Некоторое время я слушала, предаваясь тоске и унынию, потом сказала:
— Ребята, обратите внимание, моя жертва вещает!
Весе и Януш подняли головы и с любопытством прислушались — мои контакты с диктором не являлись для них тайной. Красивый, благозвучный голос поставил нас в известность, что “…в Польшу отгружено сто восемьдесят тонн болгарских помидоров…”.
— Интересно. — задумчиво протянул Весе. Я наконец опомнилась и со вздохом вернулась к прозе жизни.
— Януш, поди-ка сюда. Что ты тут замерял? Воздух?
— Какой ещё воздух? — неуверенно спросил Януш, поднимаясь из-за стола. — Чего ты несёшь?
Я продемонстрировала ему загадочное место.
— И правда. Погоди, что я тут мог начертить?
Он склонился над столом, навалившись локтями и подперев ладонями подбородок, и мы с ним осоловело уставились в таинственные размеры.
— Пристаёшь со всякими глупостями, — недовольно буркнул Януш. — Откуда мне знать, что я здесь замерял три месяца назад.
— Но ты же что-то имел в виду?
— Ну имел, только что?
— Может, забыл дорисовать?
— Постой-ка… Сейчас соображу, достань поперечник…
Поглощённые реконструкцией авторской задумки и творческого её воплощения, мы не обращали внимания на Весе, который тем временем встал из-за стола, подошёл к телефону, набрал номер и попросил дать ему какой-то внутренний. Я расстелила поперечник.
— Есть! — обрадовался Януш. — Канализационный водосборник!
— Точно, в поперечном он внесён, а в продольном нет. Забыл. Обычно бывает наоборот, чертёж сделан, а размеры не проставлены.
— Такой уж я оригинал. Вот ты и доделай.
Весе между тем вышел на связь и попросил кого-то к телефону. С недосыпу реакция у меня оказалась замедленной, и потому фамилию, которую он назвал, я пропустила в первую минуту мимо ушей. А когда, позабыв про водосборник, взвилась со стула, было уже поздно.
— Весе, побойся бога! Что ты задумал?
— Хочу спросить, почём будут эти болгарские помидоры, — вежливо разъяснил мне Весе, прикрывая трубку, и сразу же ладонь убрал. Видимо, на другом конце провода уже отозвались. Я жутко растерялась и не могла сообразить, как спасти положение. Вот беда, взбрело же ему в голову приставать к невинному человеку!..
— Весе, это не тот! — наконец взмолилась я. — Оставь его в покое! Он на меня снова взъестся!
— Прошу меня извинить, — сказал Весе в трубку, озадаченно на меня косясь. — Вы не скажете, почём будут эти болгарские помидоры?
Я рвала на себе волосы и проделывала перед ним разные другие пантомимические движения, имеющие целью показать, сколь трагическую он совершает ошибку. Подать голос я боялась — меня могли услышать. Телефон у нас работал на редкость исправно. Весе отвёл трубку от уха, и мы оба услышали ответ:
— По два злотых двадцать грошей…
— За кило?
— Нет, за дюжину.
— О, так дёшево!
— Могло быть и дешевле, верно?
— А когда поступят?
— Недели через две-три.
— А то я, понимаете ли, переживаю, как бы не сгнили…
— Не переживайте. Они в холодильниках. Бог весть какими ещё глупостями они бы обменялись, если бы Весе не смутила моя реакция, — сбитый с толку, он сократил свой допрос до минимума.
— Премного вам обязан, — вежливо и с большим чувством сказал он.
— Всегда к вашим услугам.
Весе положил трубку, благодаря чему я наконец смогла принять нормальную стойку и слегка остыть.
— Поразительно, — недоумевала я. — Он должен был закатить скандал.
— С какой стати? Он ведь меня с тобой не связывает. А вообще как тебя понимать? Что значит “не тот”?
— Я тебе разве не говорила? Мы с ним столкнулись случайно в “Бристоле”. Оказалось, не тот. Я преследовала невинного агнца.