Одна из женщин (видимо, старшая в отряде) с улыбкой кивнула ему и, подняв правую руку вверх, поздоровалась:
– Приветствую.
– Добрый день, – стараясь не дрожать голосом, отозвался булочник.
– Мы из Черной Дружины. Из Чинарии. Слыхал? – Голос девицы-воина был довольно низким: наверное, ей не раз приходилось громко и решительно отдавать команды.
– Нет, – честно признался булочник.
– Хорошо, – чуть дернула бровью всадница. – Где живет ваш король?
– Во дворце.
– Где дворец?
– А это вон туда езжайте, по нашей улице, потом налево – на площадь попадете. А с площади – от главного храма направо, по широкому тракту, что липами обсажен. И в его конце – дворцовые ворота, кованые, черные. За ними – дворец. Ну, и король где-нибудь там будет, – подробно объяснил булочник, а сам подумал: «Да-да, ко дворцу и езжайте – там пусть с вами гвардия разбирается».
– Спасибо тебе, мужчина, – странно поблагодарила всадница и тут бросила взгляд на румяные булочки, бока которых соблазнительно выглядывали из-под белых салфеток, укрывавших корзины с выпечкой. – Это еда?
– Конечно, – булочник ответил и не сдержался – хихикнул.
Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:
– Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите – булочки свежайшие, только из печки.
– Спасибо, – повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. – Это вкусно.
– Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, – с гордостью ответил булочник. – У меня и покупатели все не абы что – и лорды, и бароны…
Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря: «Хватит болтать», и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке – от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице в сторону площади.
– Счастливого вам пути, – поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. – Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.
– Папка! Папка! – звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.
– Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! – хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер – мастер Вавил – невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.
– Папке можно – и мне можно! – возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.
– Бу! – с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.
Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик – причина их испуга – захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:
– Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.
– Когда ж мне будет можно на крышу? – надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.
– Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, – вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги – невысокие, со шнуровкой – стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).
– Государь мой, – подал голос гувернер. – Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!
Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:
– Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? – задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.
– Я исправлюсь! – выпалил Гарет.
– Это касается не только мытья ушей, – король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.
Мальчик понимающе закивал:
– Я не буду больше капризничать.
– Рад, что мы поняли друг друга, – смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу. – Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. – А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?
– Государь, вы правы, – напомнил о себе гувернер. – Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, – и почтительно поклонился наследнику престола.
Королевич вздохнул и, буркнув «угу», побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.
Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак – очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще – сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно – о бесстрашных Судьях Королевского дома.
Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:
– Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно – молодежь.
Король улыбнулся тогда на его замечание:
– Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание – придворного писателя.
– О, государь, это хлопотно и отнимет у меня то время, которое я берегу для своих технических и медицинских изысканий, – покачал головой Линар. – Почему бы вам самому не начать записывать свои же истории? Кто может сделать это лучше?
Фредерик рассмеялся:
– Вы думаете, у меня, у короля, больше свободного времени, чем у вас, доктор?
Он был прав. И Линар тоже согласился.
Король есть король. Это обычный человек, обремененный лишь своим маленьким делом, своей семьей и домом, может выкроить из жизни немного минут для чего-то отвлеченного. У короля же вся страна – это его семья, и надо стараться уделять внимание каждому, по мере сил и возможностей, даже в ущерб своим самым близким людям.
Фредерик понимал, что мало уделяет внимания Гарету. Да разве сложно было это понять? Одно нынешнее утреннее происшествие на чердаке сказало ему: «твой сын скучает, твой сын хочет быть с тобой, как можно чаще и дольше».
Он думал об этом, стоя на верхней террасе Зоркой башни, куда спустился вслед за сыном и гувернером с чердака. Опираясь локтями о балюстраду, молодой государь рассеянно смотрел на столицу своего королевства, над которой носились потревоженные им пестрые голуби.
«Вместо баловства в голубятне ты бы лучше лишний раз наведался к Марте и в детскую», – буркнул сам себе Фредерик. Однако тут же признался, что в последнее время ему частенько желалось хоть пару минут побыть наедине с самим собой, в тишине и покое. Когда-то, еще Судьей, он нередко пребывал в полном одиночестве, и оно никак не тяготило, наоборот, казалось обычным, естественным и очень полезным состоянием: ничто и никто не мешал думать, строить логические цепочки, принимать решения.