Даже Гоча не заметил, что она не в настроении. Оленька вошла вместе с Леварсаном Мебуке в гостиную, помогла ему выиграть пари, а позже за столом, когда он запел, любезно подхватила песню. Смеялась, шутила… Только один раз не справилась с собой. Это случилось, когда Гаянэ подала к столу хачапури. У мадам Оленьки губы затряслись при виде белых рук и гладкой шеи Гаянэ. Чего бы ни дала мадам Оленька, только бы унизить сейчас Гаянэ. И как все идет этой противной девчонке. Простенькое платье, ситцевый фартук, а кажется, одета в атлас и парчу.
Когда Гаянэ вышла, Оленька не стерпела, выскочила вслед за ней, загнала в угол коридора и прошипела:
— Убирайся отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели! Спустись во двор, помоги повару!
— Слушаюсь, — пробормотала вконец растерявшаяся Гаянэ. Совсем недавно хозяйка велела ей замесить тесто, а теперь гонит с глаз долой.
Обычно гостей всегда обслуживала Гаянэ. Она меняла тарелки, ножи и вилки, подавала блюда, разливала кофе, разносила пирожное. Все это она умела делать удивительно проворно и ловко.
Гаянэ молча проглотила слезы и пошла к себе. В маленькую боковушку без окон свет проникал сквозь отверстие в потолке. Кроме кровати и круглого столика, ничего в этой комнате не умещалось. Зато все четыре стены были заклеены пестрыми картинками. Гаянэ не отдаст своей келейки за все богатства мира. Когда Гоча и Кетино выбрасывают журналы и поздравительные открытки, Гаянэ отбирает все, что ей нравится, аккуратно вырезает и наклеивает на стенку. Только Гаянэ знает, сколько мыслей и надежд будит в ней жизнь людей, изображенных на этих картинках. Печально глядит она на отрубленную голову Пааты, на похищенную лезгинами девушку Кето из Вашловани, на объятую пламенем Жанну Д’Арк. И радуется, глядя, как рядом с Жанной сиротка Конкия, посрамив свою злую мачеху, выходит замуж за принца…
Гаянэ скинула туфли и надела калоши. Стала снимать передник, но никак не могла развязать пояс. Надевая его, она очень спешила и, видимо, слишком туго стянула завязки. «Потом пришью», — подумала Гаянэ, доставая ножницы, и разрезала непослушный узел…
Она оделась и спустилась во двор…
В это же время из типографии, расположенной на Мадатовском острове, вышли два молодых человека.
— Береженого и бог бережет, Алекси, я тебе советую недельку-другую не показываться в типографии, — сказал один.
— Не говори! Как поставили новую машину, народ от окон не отлипает! Когда я увидел эту девушку, меня прямо в жар бросило, думаю, вдруг узнает. Должно быть, не узнала, иначе меня бы уже десять раз успели зацапать.
— Эх, всыпать бы тебе за такое озорство, еще раз сотворишь что-либо подобное, взгреем на комитете. Запомни это. А с девушкой тебе и впрямь повезло. Может, она и узнала тебя, да не выдала.
— Еще лучше! В таком случае, даю тебе слово, очень скоро в доме Калмахелидзе у нас будет свой человек!
— Не смейся, Алекси. Вчера типографию обыскали, сегодня эта девушка пожаловала… Не нравится мне это. Прошу тебя, как брата, хотя бы завтра не являйся на работу.
— Не знал я, что ты такой строгий. Даже комитетом грозишь.
— Думай как хочешь, только просьбу мою выполни.
— Воля твоя, цезарь!
На этом они распрощались. Тот, которого звали Алекси, сбежал по короткому спуску и слился с темнотой. Второй вернулся в типографию.
Читатель, разумеется, понял, что молодой человек по имени Алекси был тот самый ортачальский рыбак с белой бровью. Всем известен обычай ортачальских рыбаков: с утра до вечера они ловят сетью рыбу в Куре, а по ночам с полным ведром обходят город. Повсюду, где кутежи, они желанные гости: украсят стол живой рыбой, порадуют гостей и хозяев — и продолжают свой путь.
Именно этот обычай использовал Алекси Тотиаури, когда ему сообщили, что в доме Гочи Калмахелидзе собираются члены правительства. Ребята, закончив печатать прокламации, отправились в Ортачала, раздобыли там все необходимое и после полуночи пожаловали в дом товарища министра. Пока Володя Орагвелидзе отвлекал в передней Гаянэ разговором, Тотиаури рассовывал «сувениры» по карманам пальто.