– Никто не кланяется перед Швеей, слышишь, дитя мое? Никто, Швея выше всех этих поклонов, реверансов, спасибов, пожалуйст и прочей чепухи.
– Да, мадам, – смутилась Алина.
– И мадамами нас тоже не величают. – Глаза старухи подобрели. – Не нужно стесняться, дитя мое. Я все та же старая няня Маттея, разве нет?
– Вы ее пугаете, – сказал Брасти.
Швея встала, дернув губами, и вздохнула.
– Да уж. Похоже, время для представлений прошло. – Старуха повернулась к нам. – Проходите, садитесь за стол. Я вас накормлю и напою. У нас есть немного времени, хоть и мало.
Она завела нас в мастерскую и предложила рассесться вокруг большого швейного стола.
– Как?.. – спросил я, пытаясь понять, каким образом мы могли здесь встретиться. – Как вы здесь очутились? Именно здесь? В деревушке, куда у нас не было причин заезжать?
Швея принесла тарелку с хлебом и сыром и одарила меня своей кривой улыбкой.
– У вас были все причины, чтобы приехать сюда, сынок. Вы следовали за нитью жизни, и она привела вас сюда, начиная с глупого задания Пэлиса, убийства Тремонди и заканчивая махинациями этой стервы Патрианы. Все это и привело вас сюда, а хорошая Швея знает, куда ведет каждая нить.
Она грубо схватила Кеста за ворот плаща.
– И что вы, ради всех чертовых святых, сотворили с моими плащами? – требовательно спросила она. – Ну-ка, снимайте и давайте их сюда.
– Впереди нас ждет небольшое войско, – сказал я. – А другое гонится следом.
– Тихо, сынок. Я знаю, где они, – точно так же, как знаю, где вы, где вы были и куда направляетесь. Точно знаю, где побывала каждая нить этого плаща; я слишком стара, у меня нет времени выслушивать ваши россказни и нытье. А теперь снимайте плащи. В таком состоянии от них мало толка.
Мы сняли плащи и передали ей – она начала их внимательно рассматривать, попутно комментируя:
– Шеверан, а, Фалькио? Чертов кислотный ливень – одним лишь богам известно, что там были за испарения. Они в любой одежде дыры прожгут, только не в этих плащах, не в моих прекрасных плащах.
Она закончила с моим плащом и взялась за следующий, принадлежавший Брасти, даже понюхала его.
– Проклятье, сынок, а снимать одежду не пробовал, прежде чем на баб разжигаться?
Швея не дала ему возможности ответить и снова принялась рассматривать каждую заплату, пятно и нить, боромоча себе под нос.
– Что ж, все ясно, – наконец сказала она.
– Починить их сможете? – спросил я. Пока она разглядывала плащи, я надеялся, что она, может, хотя бы подошьет износившиеся края.
Она замерла на мгновение, а потом взглянула на меня: лицо ее свело, словно от щекотки в носу или судороги, но она лишь расхохоталась.
– Смогу ли я их починить? Смогу ли я их починить? Святые угодники, живые и мертвые, Фалькио, пусть все несуществующие боги благословят твое имя и пошлют мне еще тысячу таких, как ты.
Положив плащи на стол, она соединила руки на животе.
– Вот он, самый гонимый человек во всем мире: спереди одно войско, сзади другое, бежать некуда, спрятаться негде, драться не выходит, да он и понятия не имеет, за что ему драться. Судьба целого мира лежит у него на плечах – другого спасителя-то нет, – а первое, о чем он меня спрашивает, смогу ли я залатать дыры на его плаще, спасибо-пожалуйста!
Остальные тоже расхохотались, но мне ее слова смешными совсем не показались.
Она продолжала хихикать, фыркать, всплескивать руками. Наконец сказала:
– Уж за что, а за это, Фалькио валь Монд из Пертина, Швея тебя горячо благодарит.
Я подумал: может, это как-то связано с войском, но решил не задавать вопросов. Вместо этого спросил о другом:
– А вам хоть что-нибудь известно о других магистратах? Вы хоть кого-то видели? Кто-нибудь нашел королевские чароиты?
– Ага, всех, и ага, один из них, – ответила она. – Но большего я тебе не скажу и плащи ваши чинить не стану, лучше кое-что подарю.
Она подошла к буфету, стоявшему в дальнем конце мастерской, и вытащила из него огромный сверток, перевязанный пучком соломы. Положила сверток на стол, развязала его, и даже после стольких лет и бедствий, через которые мы прошли, дыхание у меня перехватило.
На столе лежали плащи, новые, совершенные, с нашими символами.
– Разве такое возможно? – спросил Кест. – Откуда вы знали, что мы пройдем здесь? Швея, когда вы приехали в эту деревню?
– Я же говорила: Швея знает, где начинается и заканчивается каждая нить.
Кест и Брасти взяли свои плащи, мой лежал в самом низу. Но под ним обнаружился еще один. Меньше наших по размеру, но сделанный из той же коричневой кожи. На груди ярко-фиолетовый символ – птица, восстающая из пепла.