Выбрать главу

— Верно, верно, поспорили мы с Маланьей, — ответил богатырь.

— Так слушай, — девушка сказала. — Перед смертью бабка мне говорила: «Ежели придет Время-богатырь к нам сюда и спросит, не жалела ли я, что отказалась от богатств, ответь ему: ни разу даже в думках не пожалела».

— А ты Маланья тоже? — Время-богатырь ее спросил.

— Маланья тоже, У нас уж так в роду ведется: первая дочка Маланьей зовется.

— Ты так же прекрасна, как и твоя бабка была! — сказал ей Время-богатырь. — Откуда же берется ваша красота? Дозволь спросить.

— Откуда, говоришь, берется наша красота? — улыбнулась в ответ Маланья. — Когда пьешь воду из родника, ты думаешь, откуда он берет начало? Так вот пойдем. Покажу я тебе этот родник!

И они пошли. Долго, долго они по шахтам, рудникам и дудкам бродили. Видели, как трудились люди, как руду и самоцветы добывали, как работали в лесу.

— Кто же они?—спросил Маланью богатырь.

— Это мой народ. У нас с ним один отец. Трудом его зовут. А теперь пойдем — поглядишь на мать.

И они опять пошли. Поднялись на самую середину хребта, на высокую вершину горы, что с незапамятных времен Юрмой зовется. Зашли.

Поклонились речушкам, горам и долинам, поклонились солнцу и ветрам. Заре, спустившейся на землю, и людям, что копались в земле. Полюбовались дальними кострами по берегам озер и рек, лесами зелеными, как море. И воскликнул Время-богатырь:

— Ежели бы ты и не сказала, кто твоя мать, все равно я бы догадался. Ее Жизнью зовут.

— Верно, богатырь, ты угадал. Жизнь — наша мать. Теперь ты понял, где родник красоты человечьей?

Ничего не ответил богатырь. Только снова, как и прежде, с пояса меч он отцепил и Маланье в руки его отдал.

— Проспорил я, Маланья, а потому остаюсь с тобой. Я буду работать с вами!

И остался навсегда...

БЫЛИ

Санко Соловей

Про тюбукских шорников да про воскресенских ходоков в старину много разных разностей плели. Еще лет с полсотни назад по деревням и заводам в Зауралье только и разговору было, когда речь заходила о конской сбруе, что лучше тюбукских шорников никто не мог сшить шлеи для коня. Пойдет конь в шлее их работы — аж лес зазвенит по обеим сторонам дороги.

Про воскресенских же ходоков другое говорилось. Если воскресенские мужички и бабочки, благословясь, утречком по прохладе выйдут из деревни, то, отмахав без малого сто верст, вечером непременно в Екатеринбурге будут. А потом сами про себя говорили, что своим храпом на постоялых дворах из всех стен тараканов выживали... Вот это были ходоки!

Не раз приходилось мерить дорогу до Каслей и Кыштыма, а то и до Екатеринбурга Воскресенскому парнишке Санке Соловью. Не уступал мальчонка отцу в пути. Бойко умел шагать...

Кто же был такой Санко Соловей? За что прозвали Александра Панова, сына обыкновенного Воскресенского мужичка Филиппа, таким светлым прозвищем — Соловей?

Как в старинной сказке или были говорится, так расскажем и мы. Родился Санко в Воскресенке, деревеньке, затерявшейся между бесчисленными озерами и дремучими уральскими лесами.

Удивлял парнишка не только отца и мать, но и всех соседей тем, что с раннего утра было слышно, как пел он своим звонким голосишком — то на улице, то в избе. И не просто пел ребячьи песни, а птицам подражал, и так, что, не видя певца, думаешь: поет скворец, а то жаворонок звенит в небе, или заливается соловей. И в каждой песне то радость звенела, то тоска.

Удивлялись люди. Откуда у парнишки берется такое? Вот потому и прозвали они Санко за такое диво Соловьем.

Мало кто знал, что это были все прадедовы задумки — научить парнишку петь на все птичьи голоса.

С малых лет приучил прадед Санко не только любить родное поле за селом, леса и горы, но и на каждую травинку глядеть, как на чудо, разгадывать птичий разговор и понимать, почему по веснам кукует кукушка и отчего печальна песня козодоя...

Чудной был прадед у Санко. Богатырь с большущими руками, с чуть сзелена седой бородой и такими же волосами. Сам он про себя не раз говорил: «Ладно я был скроен и крепко сшит в свою молодую пору» А за то, что он был силы непомерной и кого угодно с маху мог сшибить, прозвали деда еще в молодости — Сшибало. Так и дружили старый да малый — прадед Григорий Сшибало да правнук его Санко Соловей.

Как начал себя помнить Санко, то прадеду в ту пору за сто уж перевалило. Радовался Санко, слушая прадедовы сказки, и сам радовал прадеда не только своими песнями, но жадностью, с какой вникал в тайны природы — жизни гор, лесов и зверя. Часто уйдя с прадедом на Копанку (такая длинная была канава, в которой ловили щурят), допытывался внук у прадеда, кто выкопал такую длинную канаву и когда?

И принимался дед Сшибало рассказывать старинную сказку про тех, кто когда-то давно хотел соединить все здешние озера каналом. Но так и не смогли дело до конца довести — костьми легли на каторжной работе.

Ходили прадед с Санко на большак и глядели на проходивших мимо них арестантов, которые, поднимая пыль кандалами, шли в далекий сибирский край. И казалось парнишке, что вот-вот на дороге покажутся кони, а на них работные, которые нападут на стражников и непременно отобьют несчастную ватагу.

...Уходила, как вешняя вода, ребячья пора. Пришла юность. А юность Санки — это уже Октябрь. Великое свершение дум и чаяний многих поколений. Затем мятежные годы гражданской войны, ранняя возмужалость сердца. Гибель брата от рук белогвардейцев. А сам Санко — один из первых комсомольцев на селе.

Как-то раз в Воскресенку из Екатеринбурга приехал представитель, чтобы отобрать из молодежи певунов для обучения певческому мастерству. Тогда в деревне все в один голос заявили:

— Пусть поет Санко Панов — он у нас первый певун и соловей.

Но хоть и приняли его на учебу, учиться Панову не пришлось. Голодные были годы. Отец и мать умерли. Жить было нечем, надо было работать. Соловью стало не до песен. В лесах дороги проводил, землю копал, в лютые морозы речи говорил до хрипоты, призывая молодежь не сдаваться. Мало ли было пройдено дорог, и трудно сказать, где потерял он свой звонкий голос, когда-то так восхищавший людей.

Тяжело было Санку пережить это, но он не пал духом. Голос огрубел, а сердце по-прежнему пело соловьиные песни. Не стал Александр Панов певцом, но на всю жизнь сохранил любовь к народным песням, рассказам бывалых людей. Зародившееся у него с ребячьей поры стремление искать красоту в природе и в человеческих делах не погасло.

Разные бывают увлечения у людей: одни собирают спичечные коробки, другие открытки, третьи — использованные рыболовные крючки — повторяю, мало ли кто чего собирает. Александр Филиппович Панов собрал самые дорогие клады — рассказы народа о замечательных людях Урала.

Панов не писатель и не поэт, но его были звучат, как самые добрые песни о родном Урале. Вот одна из них.

Алая лента

Зимой 1904 года в Петербурге в большом свете немало было разговоров о том, то дочь известного в столице адвоката Кувайцева — Вера — решила ехать учительствовать на Урал.

Многие терялись в догадках, особенно дамы. Дескать, как же это так? Что заставило ее, красавицу, умницу, наконец, богатую невесту, к которой сватался не один завидный жених, бросить все и уехать на Урал? В глухомань, про которую говорили столько ужасов, Там все застыло от морозов. Там в заводах ездят на медведях... Там... Чего только не плели?..