Выбрать главу

Семенов Александр

Клипы

Александр Семенов

Клипы

ПАРОВОЗ СТЕФФЕНСОНА

Представьте себе вечер в виде полной склянки чернил, когда темнота вокруг кажется осязаемой настолько, что думается, будто конец ей невозможен только потому, что и глаза твои замазаны темнотой. Чем занимаются люди в подобный вечер? Да и чем вообще можно заняться в этой чернильной тьме, когда руки твои натыкаются то на шершавые стволы деревьев, то на мягкую девичью фигурку, пахнущую притирками и дубленой овчиной, а то вдруг обжигаются о фигуру из трех пальцев, в чьей сатирической постановке чувствуется явственное присутствие их обладателя, с челюстью и с плечами? И, потрясенный, ты бежишь в гулких коридорах фантазий, насыщенных, точно сидр, шумными пузырьками яблочных испарений, с болью в ступнях и со смятыми простынями...

Айка на свадьбе. А свадьба - в ресторане. Подруженька, Наташенька замуж выходит! Пыжится жених, Ваня Раппопорт, борода в шампанском. Цветы, тосты, то-се, в общем - веселье! И-эх!.. Ребята наши играют: Сережка, Миха, вместо Гуда играет приятель Сережкин, может знаете, ну, тот самый парнишка, барабанщик, который еще песенку такую написал: "Вопреки людским моралям буду спать я под роялем, перестану мыться в бане и стирать носки...", ну и клавишник новый с ними, Кудрявцев... Горько! Горько!.. Общий смех - невеста смущается, отклонилась, Ваня за шею ее обнял неловко так, тычется мордой в ухо. У шафера женихова - оскал лошадиный, ржет от души, на фотографии потом смешно получилось...

Что еще? Девочки у "Сайгона" принимают картинные позы, водят сигаретинами туда-сюда. Негры с гитарой - струны трещат в сильных пальцах. Хлопают двери. Суровая бабушка с двумя болонками на поводках, одетыми в зеленые "жилеты" с ручками от школьных ранцев на спине.

Голос в трубке. "Проспект... хи-хи... Гагарина. Жду". Занятые люди, вроде Леши Вишни, устраивают в такие вечера приемные часы. Дают, знаете ли, интервью.

Студия "Яншива Шела". Два магнитофона, пульт, пианино без крышки. Ленты, пластинки. При интервью присутствуют 2 (два) свидетеля. Первый часто давится смехом, кидает в хозяина коробком спичек etc. - короче, занимает активную позицию. Второй молчит, но создает как бы музыкальный фон наигрывает на неизвестном в природе инструменте, который называется "ВИШНЯ"* .

_____________________

* "ВИШНЯ" - надпись на гитаре Леши.

_____________________

Тут же - редакция журнала "ЧЕЛЮСТИ". Благородный дон Дрынч "Синьор Дуремар" Сморчевский. Ибрагим Мамаев - друзья зовут его Мамаем, пишет статьи под всякими псевдонимами: "Мамай", "Дядя Сам", "Узколобенков", или же - "Обладатель Волосатого Пистолета"; бабушка его - бывшая театральная актриса, и сам он - высок, красив как татарин, и говорит пылким, драматическим голосом, артистически вращая глазами. И наконец, "Вощик" Вовчонка Вощенко - маленький, насупленный, похожий на угловатого подростка.

Леша Вишня - гигант-младенец с круглым, добродушным лицом, вытаскивает из какого-то чулана (очевидно, голосовой камеры) стойку с висячим, мудообразным микрофоном, залезает на вертящуюся табуретку и делает ручкой, показывая, что готов отвечать на вопросы.

На первый Дрынчев вопрос - откуда он такой появился, Леша тоненьким голосом несколько обиженно отвечает:

"Из Ленинграда".

"Леша! Леша! - вмешивается недовольный таким ходом дела Мамай и потрясенно восклицает: - Леша, ты погляди на Вощенко! Нет, ты погляди на Вощенко! Он голодает!"

Вовчонка недоуменно косится на своего темпераментного друга, Леша тоже отчасти смущен, но идет вразвалочку на кухню и приносит чего-то там зелень какую-то, колбасу "Любительскую", Мамай достает портвейн, и далее интервью проходит в совсем уже домашней атмосфере.

8 декабря 1986 года, в восьмом часу утра, дед Горюн вышел из подъезда дома No 2, что в переулке им.Джамбула, и, испуская страстные стоны, отправился на суточное сторожевое дежурство. Был он хром, толст и глядел на свет единственным желтым глазом - другой был завернут в парафиновое бельмо и дремал. При ходьбе дед Горюн то и дело производил всяческие громкие эффекты, как то: кряхтел натужно, мычал, стонал, смачно подбирал с подбородка слюни и сморкался с саксофонным звуком. Первое время, когда он здесь поселился, им даже пугали детей... У станции метро "Пушкинская" двое молодых людей - один бритый наголо и щетина черная вместо рожицы, армянской наружности, а второй - длинный такой, сутулый, в шапке лохматой, Трубой его называл тот, первый ("Может, на трубе играет?" - подумал еще Горюн), попросили у деда закурить. Горюн засуетился, вытащил пачку "Севера"... Взял Труба у деда пачку, в карман сунул и пошел. Чуть не заплакал старик от обиды. "Эх... лимита проклятые... житья от вас йок... - шептал он, стоя уже на эскалаторе. - Таким ли я был в молодости! Йок!"...

В полночь с 8 на 9 декабря на Балтийский вокзал со стороны Петергофа, по железнодорожному пути, со скоростью около 20 км/час, подкатил странный состав - машина неизвестной конструкции, очень похожая на паровоз системы Стеффенсона, каким он нарисован в Большой Советской энциклопедии, но совершенно новая и с тележкой-прицепом, на которой сидела юная особа женского пола утомленного вида.

Состав подкатил к платформе, выдохнул последнюю порцию дыма и заглох навсегда. Толпа пассажиров, собравшаяся у паровоза, забыв о своих поездах, молча смотрела на девушку, которая медленно слезла с тележки и упала в обморок.

В кармане ее пальто оказался паспорт, где в графе ФИО было жирно выведено лишь одно слово: ЛАНА. Прописка все же оказалась питерской: пер.им.Джамбула, д.2. Были еще в кармане: распечатанная пачка сигарет "Стюардесса", две слипшиеся ириски "Золотой ключик", червонец и два ключа.

Пассажиры разошлись по своим платформам, девушку посадили в такси, умчавшееся по указанному в паспорте адресу, а паровоз оттащили на запасные пути, откуда месяц спустя он был украден изобретателем-самодельщиком по фамилии Бревнов и, с незначительными косметическими усовершенствованиями, выставлялся в ТВ-передаче "Это вы можете", но в ответственные моменты ехать почему-то отказывался.

А таксист, молодой парень, известный кое-кому под прозвищем Труба, все поглядывал на симпатичную девушку, метавшуюся в бреду, и пытался вслушаться в то, что она говорила. Но - странное дело! - ни слова он не мог разобрать, а только неслись откуда-то смутные звуки симфонического оркестра, и совершенно уже не в лад с оркестром звучали мрачные слова протяжной песни: "Полоскали скалы волны, а от слез в глазах оскомина. Белым облаком утопленник плыл по матушке, по Волге..." Далее шел смачный эфирный треск (хотя радиотелефон в машине у Трубы не работал), промелькнул доверительный голос Севы Новгородцева, сообщившего, что барабанщик бэнда Ultravox признался, будто, мол, семь дней, проведенные им в Питере среди музыкантов любительских рок-групп, были самыми счастливыми днями в его жизни, тут же всплыла старая запись Козловского, певшего ту самую арию, что и на концерте у Сталина, - арию Герцога, то бишь 'La Donna Est Mobile', за исполнение которой на бис он получил звание народного артиста и орден Ленина, затем снова вступил треск, битлы спели рефрен 'Yellow Submarine', и только после этого Труба, наконец, ухватил эту печальную песню, иных слов которой он не разобрал, но кончалась она примерно так: "Спи, сынок, в небесной купели, ляг на солнце головою..."

Но вот и переулок Джамбула.