Ряд звуков в соседней комнате оборвался, затих, сменился новыми. Лелька насторожилась.
— Сейчас мамка придет сюда, — подумала Лелька и осторожно приняла более спокойную позу глубоко спящего человека.
Действительно, почти тотчас-же в переднюю вошла мамка, оставив за собою щелочку незапертой двери...
Привыкшие к темноте глаза Лельки, сквозь опущенные ресницы, видели все совершенно отчетливо.
Она рассматривала мамку, ее длинные, белые, еще молодые ноги, худые руки, костлявые плечи, и небольшие, но свисающие груди; видела на ее теле темные пятна синяков, — следы старых и новых побоев, а думала о том, что через несколько минут гость уйдет; мамка, как всегда, деловито пересчитает деньги, положит их в кошелек, кошелек сунет под матрац, а затем пойдет сюда и, горячо и громко целуя ее, и приговаривая ласковые слова, возьмет на руки и отнесет к себе на кровать...
Лелька сделает вид, что только что проснулась от ее поцелуев, будет жмуриться на свет лампы, закутается в большое мамкино одеяло и вытянется во всю длину.
Лелька улыбается тихо, одними уголками рта: она уже заранее чувствует, как приятно будет ей зарыться в мягкий тюфяк, покрытый чистой, хотя и смятой уже, простыней, но зато так хорошо согретой, и еще пахнущей разгоряченными телами.
Лелька счастлива! Ей смутно кажется, что уже начинают сбываться ее радостные грезы... Счастье, несомненно, начинает им улыбаться: гость уславливается с мамкой, по каким дням он будет заходить к ней. А такого спокойного, нетребовательного и щедрого гостя „примарьяжить“ к себе надолго, — это настоящее большое счастье, „фарт“!..
По голосу, по движениям, по тому, как мамка выпроваживает гостя, видно, что она тоже верит в поворот их жизни к лучшему, что у нее появилась надежда, и она рада и счастлива заранее... Она, вероятно, рисует себе в перспективе возможность чрез посредство этого хорошего, выгодного гостя приобрести солидную постоянную клиентуру, которая даст ей спокойную, сытую жизнь. Ведь, это так возможно, так достижимо: за примерами ей недалеко ходить! Повезет он ее в „Крестовский“ или „Зоологический“, познакомит со своими товарищами, рекомендует с лучшей стороны... и заживет она с Лелькой беспечно...
И уже на пороге в коридор, тихонько целуя гостя, в последний раз, мамка ласково, так искренно-искренно, приговаривает:
— Да, да, я буду ждать тебя у себя дома... А теперь иди, иди, милый, к себе: уже поздно, ты выпил, а завтра тебе на работу надо раненько поспеть. Иди же, иди! Только, смотри, прямо домой...
Сейчас мамка перенесет ее и уйдет в „Венецию“...
Лелька знает, что сегодня Прошка не будет бить мамку и засыпает спокойно, в сладких грезах и думах о будущем...
Париж, 1911.
Фрося
I.
Сегодня годовщина!
Фрося только что ушла от меня. Она скрылась вместе с последним огоньком потухшего камелька. И в комнате сразу стало темно и пусто. Но я еще чувствую, еще слышу ее, и мне хочется записать все то, о чем мы только что с ней вспоминали...
Мы расстались много, много лет назад, но не виделись только год.
Фрося все та же. Ей все еще 22 года, она также весела, также беспечна, жизнерадостна, у нее на лице нет ни одной морщинки, ее большие серые глаза искрятся все той же страстной лаской. А я уже почти старик.
Жизнь уходит от меня понемногу. А в то время, когда я поселился с нею под одной кровлею мне только что минуло 17 лет, и я был самым бравым, жизнерадостным учеником N-ского морского училища.
...Я не искал, не домогался сближения с Фросей, хотя, несомненно, этого желал, так как был молод и Фрося мне нравилась. Оставаясь с ней наедине, я никогда не заводил игриво-амурных разговоров, посредством которых обыкновенно нащупывается и подготовляется почва для сближения.