Руки его дрожали, он произносил какие-то хриплые, горячие слова, заикался, недоговаривал, целовал каждый открывающийся кусочек ее тела, а она молчала, безучастная, податливая, почти не замечающая того, что с ней делал этот белобрысый юноша, бывший ее первым после Евгения любовником и теперь случайно оказавшийся ее сообщником.
Он долго стоял на коленях, снимая с нее чулки, не в силах оторвать воспаленных сухих губ от ее круглых, влекущих, белых ног, а она уже совершенно обнаженная им, недвижимо стояла у кровати и прислушивалась, не стукнет-ли входная дверь в первую комнату. Она нарочно не заперла ее на ключ и оставила дверь из спальни открытой настежь.
Шумно дыша, порывисто, неровно, кандидат неловко навалился на Шуру и тяжело придавил ее своею широкою грудью. Его длинные, вздрагивающие ладони ползли вверх и вниз по ее телу, щупали бока, спину, плечи, а ненасытные губы, все такие-же сухие и горячие, жадно перебегали с места на место. И весь он, точно слепой щенок под брюхом матери, ежился, извивался всем телом и мычал и сопел, как животное, набросившееся на корм.
Привычным движением тела, Шура легла ровней, шире и передвинула кандидата удобнее.
И механически отдаваясь ему, бессознательно, не думая, как автомат, она напрягала все свое внимание, весь слух, чтобы сквозь сопение и бормотание кандидата услышать, как войдет Шахов. И вдруг ей захотелось, чтобы Шахов вошел именно теперь...
— Что бы он увидел меня, — молилось все ее существо, — вот здесь, на кровати, со своим пьяным товарищем... Чтобы он сразу понял все.
Она молила Бога безумными, богохульными словами, боялась, и надеялась...
Наконец, кандидат отвалился от нее. Точно мешок скатился на сторону, вытянулся бессильный, беспомощный, и только прерывисто, тяжело дышал, как остановленная на всем скаку лошадь.
В тот же момент скрипнула дверь и раздался недоумевающий голос Шахова.
— Пожалуйте!.. Идите прямо сюда...
Шура не узнала своего голоса.
Ничего непонимающий, заинтригованный неожиданностью, Шахов вошел в спальную.
Шура замерла и первое ее движение было закутаться с головой в одеяло. Но она превозмогла себя и, когда он подошел ближе, она осветила комнату электрической лампочкой.
— Послушай, Коля! Объясни мне, пожалуйста, что все это значит? Я, кажется, пришел не во время...
Шахов не узнал и не обратил внимания на лицо Шуры. Но лицо товарища — красное, в пятнах, с бессмысленно уставленными на него глазами, с полуоткрытым ртом, из которого все еще с шумом вылетал воздух, растрепанная прическа и инстинктивные движения руками прикрыть чем-нибудь свое голое тело были так смешны, что Шахов не мог удержаться от смеха.
Он хотел уже отвернуться и выйти, перевел глаза на Шуру и... узнал ее. Смех оборвался странным клокотанием. Похоже было, что он вдруг подавился большим глотком воды.
Шура приподнялась и протянула к нему руки. И, чтобы не упасть от внезапного головокружения, он ухватился за них. Широкими зрачками он смотрел в ее блестящие, немигающие глаза и, повинуясь ее рукам, медленно опускался на край кровати.
Она заговорила, и теперь он узнал и ее голос.
— Что с вами? Не ждали?.. Рады? Нет!;. Ну, садитесь, успокойтесь... Вот здесь, рядом... А ты, розовый поросенок, подвинься... Или, нет. Вылезай совсем из кровати и одевайся... Пойди, закажи ужин... Мы будем, ужинать втроем! Правда, Евгений Николаевич, вы останетесь со мной поужинать? Ведь, никто не узнает... И я вас не задержу потом...
Шахов старался оттолкнуть ее и встать. Тогда она обвила его шею своими красивыми, голыми руками, длинными и холодными, прижалась к нему всем телом, нервным и напряженно-твердым, сухим, и стала шептать ему на ухо так, что дыхание ее щекотало и жгло его щеку.
— Останься!.. Я молю тебя, я приказываю тебе именем нашего прошлого... Именем нашей Жени, твоей дочери, именем обесчещенной тобой ее матери — заклинаю тебя... В первый и последний раз!.. Больше я тебя не побеспокою...
Шахов больше не противился. Упоминание о его ребенке, который, он знал, мог быть, должен был быть от него у Шуры, но о котором он никогда не думал, снова пришибло его, обессилило. Мысль о том, что эта женщина — мать его ребенка — может злоупотребить своим правом, — мысль о жене, о возможности скандала, огласки и как все это должно отразиться на его карьере — сковали его волю. Ледяные морщинки побежали по телу. И он, точно во сне, видел, как торопливо, конфузливо оделся приятель и слегка пошатываясь пошел заказывать ужин, чувствовал близко около себя тело Шуры и старался понять ее тайные желания.
— Что она потребует?