Выбрать главу

На эти — и на многие другие! — вопросы пытались ответить самые разные исследователи, но однозначного ответа так и нет.

К сожалению, нет его и у меня. В романе «Клодет Сорель» я попытался дать свою версию тех трагических событий русской истории, показать время таким, каким оно мне кажется отсюда, через долгие сто лет.

Насколько мне это удалось — судить вам, дорогие русскоязычные читатели!

Профессор сэр Александр Н. Бакторн,
PhD Alexander N. Buckthorn,
Claudette Sorel
Нормандские острова, о. Джерси Academic Publishing
Сент-Хельер, 2018 г. ChannelIslands
St. Helier
2018

СТРАНИЦА ЭПИГРАФОВ

— Не так все было, совсем не так!

Сталин после просмотра фильма «Незабываемый 1919»
Исторический роман сочинял я понемногу, пробиваясь как в туман от пролога к эпилогу. Были дали голубы, было вымысла в избытке, и из собственной судьбы я выдергивал по нитке.
Булат Окуджава — Я Пишу Исторический Роман

вымысел художественный:

— изображаемые в художественной литературе события, персонажи, обстоятельства, не существующие на самом деле. Вымысел не претендует на то, чтобы быть истинным, но и не является ложью. Это особый род художественной условности, и автор произведения, и читатели понимают, что…

Литературная энциклопедия.

Клодет Сорель расстреляли в Екатеринбурге в августе 1919 года, через месяц после того, как Сибирская армия была выбита красными, и те сразу же принялись наводить свои порядки.

Клодет вместе со штабс-капитаном Зелениным вывезли за город, поставили у края отрытой заранее ямы перед расстрельной командой комендантской роты. Она до последнего момента не верила, что это произойдет на самом деле, считала, что расстрел — всего лишь спектакль, стремление сломать ее, заставить, наконец, говорить. Ведь они так ничего и не узнали ни от нее, ни от Зеленина, неужели они действительно такие идиоты, что убьют их, не разгадав эту загадку? В это она не верила.

Поэтому, прежде всего ее волновало то, как она выглядит в глазах этих нелепых солдатиков. Ветер трепал прическу, а ей хотелось выглядеть аккуратной, как всегда. Может быть, даже более чем всегда. А еще ботинки на высоком каблуке ужасно вязли в глинистой почве, из-за этого просто невозможно было держать спину прямо, приходилось все время как бы пританцовывать, от чего она, наверное, казалась суетливой, и чтобы скрыть эту неловкую суетливость, Клодет Сорель постоянно улыбалась.

В отличие от нее бывший батальонный командир Андрей Зеленин никаких иллюзий не испытывал, он-то знал, что жить им осталось от силы пару минут. Но видел, что Клодет улыбается, считая происходящее чекистской шалостью, и тоже улыбался, глядя на нее, изо всех сил стараясь подыграть. Пусть лучше думает, что это инсценировка, так будет легче.

Начальник расстрельной команды поднял вверх шашку, штабс-капитан нащупал ладонь любимой и крепко сжал ее. Клодет рассмеялась, пожала ему руку в ответ. Вместе с сильным порывом ветра, вновь разметавшим волосы девушки, три свинцовых стержня со скоростью 870 метров в секунду вонзились ей в грудь, и, пробив корсет платья и тонкую ткань белья, разорвали сердце на куски. Слава Богу, Клодет, некрасиво повалившись в яму, так и не успела сообразить, что все это было по-настоящему.

Штабс-капитан Зеленин жил еще несколько мучительных секунд, пока не задохнулся — пули пробили ему легкие.

Команда развернулась и, вертя на ходу самокрутки, прикуривая друг от друга, нестройно зашагала обратно в комендатуру. Два специально приведенных мужика принялись засыпать яму землей, но как только солдатики скрылись из виду, бросили это скучное дело и потрусили по домам.

Вот и оборвалась история, главными действующими лицами которой были Клодет Сорель и Андрей Зеленин.

Во всяком случае, так гласит официальная версия.

ДОМ НА ОСТОЖЕНКЕ. МОСКВА, СЕНТЯБРЬ 1934 Г

Помощник уполномоченного 3 части секретно-политического отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР Никита Кузин сильно переживал из-за своей фамилии. В таком серьезном учреждении при серьезной должности — и носить кличку «Кузя». А с другой стороны — ну, как еще его должны были прозвать при такой-то фамилии? Большинство коллег — он был уверен — даже не знали, как его зовут на самом деле, не то, чтобы обращаться по имени-отчеству. Кузя то, Кузя се. А он, между прочим, Никита. Никита Васильевич. И фамильярное обращение как к какому-то козлу или псине не любит. Поэтому Кузя постоянно принимал строгий вид, и шутить себе не позволял. Ни к чему это.