— Слишком много яиц вредно, — заикнулась Аля, но Лешка подтолкнул ее: ничего, пускай ест, жалко тебе, что ли.
Кроме яиц у них были только масло, молоко и хлеб: они вчера вернулись поздно, и было не до покупок. Аля, подумав, стала делать гренки, а Лешка пока налил гостье растворимого кофе.
— А просто молока нет? Не люблю эту горечь, — сказала она.
Было и просто молоко, и просто хлеб с маслом, и хлеб, вымоченный в молоке и яйце и пожаренный на масле, — Света умяла все. Ее щеки залоснились и порозовели, и она стала похожа совсем уже на девочку с шоколадной обертки.
— Это… Мне в сортир, — объявила она, сглатывая слюну.
В сортире девочка-шоколадка просидела довольно долго, потом мыла руки и умывалась жидким мылом, похрюкивая от удовольствия, потом потребовала свою одежду и возмутилась, что ее положили стирать — в общем, вела себя как дома.
— Ты что-то рассказать хотела, — напомнил ей Алексей.
— Да я не хотела — придется, — ухмыльнулась Света.
— Может, на улицу пойдем, — предложила Аля, которой уже надело торчать все утро за плитой в душной кухне.
— Да ну — на улицу. Еще увидит кто.
— От кого же ты прячешься, лесная сказка?
— Чего? — покосилась на Лешу Света и принялась рассказывать, крутясь на табурете.
Она убежала от отчима, который ее бил и лез… ну, сами понимаете. А у него друзья в ментовке. Далеко уйти она не успела, а он уже объявил ее в розыск. Вокзалы и автобусы теперь для нее закрыты, сами понимаете. Да и бабла нет.
— А родственники у тебя есть? Где твоя мама? — Аля не могла поверить в эту жалостную историю из книжки про жизнь беспризорников в царской России.
— Мама померла лет шесть как, — спокойно сказала Света. — Или пять… Не помню. Родни другой нет.
— И ты пять лет жила с отчимом? А куда смотрели твои учителя в школе? Ведь есть социальные службы! — горячилась Аля. — Ты из Рязани?
— Не, из Мурома.
— А как же ты здесь оказалась?
— А… Ну, это близко. — Света затравленно оглянулась.
— Погоди, Алена, — тихо сказал до того молчавший Леша. — А тебе, Светик, ай-яй-яй. Нехорошо обманывать.
— Чего — обманывать! — встрепенулась Света. — Я, ей-богу… Крест хотите? Вы сами кто — христиане или баптисты?
— Баптисты — тоже христиане, — удивленно объяснил Леша. — А где ты их встречала? В колонии?
— Чего?! Да что вы мне!..
— Тише, только без крика. У тебя на комбинезоне, который я в стирку клал, ярлычок: Льговская воспитательная колония, второй отряд, Пархоменко Светлана. Только я не понимаю: Льговская колония ведь в Курской области, и она мужская. Это там недавно заключенные себе вены резали, и везде об этом говорили.
— Не. Под Курском — это город Льгов, и там правда мужская зона, взрослая. А наша называется Льговская, потому что деревня Льгово. Малолетка, — последнее слово Света произнесла, опустив голову и разглядывая свои босые ноги.
— Да, Россия большая, на всех хватит, — пробормотал Лешка. — Так ты из этой малолетки сбежала?
— Угу.
— А за что ты там сидела? — не удержалась Аля.
— Сто пятая статья у-ка, эр-эф, — бодро отозвалась девочка Света.
Леша бросил на Алю сердитый взгляд, и она больше не задавала вопросов, хотя ничего не поняла. Но все равно смотрела на гостью во все глаза. Человека, сидевшего в тюрьме, она видела первый раз, если не считать Солженицына, Ходорковского и героев программы «Вести. Дежурная часть». Да и с теми она была знакома лишь через телевизор. А тут прямо перед ней был ребенок, девочка с ослепительно рыжей гривой и зелеными глазами. Сейчас, когда волосы подсохли и распушились вокруг Светиного лица, она стала похожа ну просто на Анжелику из знаменитого старого фильма. Нет, наверное, красавица что-то привирает, не может она быть зэчкой. Аля уж скорее поверила бы, что Света все-таки лиса-оборотень, уж очень она напоминала героиню Пелевина.
— А бежала почему? — спросил Леша.
— Ну-у…
Ну, в общем, она всю дорогу вела себя очень хорошо. С того момента, как заехала на зону, не было к ней никаких замечаний. А потому через два года ее переселили за колючку.
— Через два? А сколько тебе всего сидеть было?
— Шесть.
Тут уж Леша поперхнулся собственным вопросом.
— Ну, по УДО раньше должна была выйти.
— Условно-досрочное освобождение, — тихо перевел Леша для Али.
Короче, по УДО она должна была выйти уже совсем скоро. Теперь уже после побега — х…юшки. Ну и ладно.
Вторые два года она прожила за колючкой, то есть за пределами колонии. У них есть такой специальный домик, куда селят девчонок, которым скоро освобождаться и которые вообще тихие. У них там огород и ферма, пахать приходится больше, чем на зоне, коров доить, хрюшек кормить. Но Светка не жаловалась, ей со зверюгами всегда было хорошо, они ее любят, что коровы, что собаки, что лисы с волками. Ее потому и отправили на ферму, что она со всякой живностью ладит.