ФАБРИКА ГРЕЗ
1983–1991
Ироническая проза
Владимир Альбинин
Выскочка
— Товарищи! В этом году мы объявили решительный бой всякого рода припискам и очковтирательству, и сегодня уже пора доложить собравшимся о наших успехах… С кого начнем? Давай, Семеныч! Встань, доложи… Товарищи, тише, овощеводы докладывают!
— Ну, что сказать?.. В текущем году мы еще, конечно, не до конца изжили наши пороки! Врать не буду. Картофеля все же приписали двести сорок девять тонн. Но тут у нас, сами видите, сдвиг заметный. В прошлом-то приписали триста пятьдесят! А вот капусту убрать не успели, вся ушла под снег. Но колхоз не подвели, от обязательств не отреклись. Разрешите заверить… Впредь учтем! У меня все.
— Да, Егор Семенович, не порадовал! Город без закуски оставил, а отчитался, подлец, как герой. Ну, с тобой все ясно! Давайте заслушаем теперь строителей. Говори, Орлов, что там у тебя?
— В прошлом году сдали два коровника, а отчитались, виноват, за четыре. Силосную башню опять же показали как завершенную, а фактически не приступали. Зато сегодняшний год — сдали три жилых дома под ключ…
— Тише, товарищи, я сам его спрошу… Значит, говоришь, «под ключ»? А почему народ не заселяет объекты?
— Я не договорил. Сдали, говорю, под ключ. Ключ у меня в кармане. Второй у сторожа. А то ведь растащат все к чертям, глаз да глаз, как враги, ей-богу! Кого поймаю с унитазом, не обижайтесь, прямо в нем и утоплю. На тридцать квартир уже семьдесят штук завезли — тащат и тащат… Ну, двери, рамы, плитка — это хоть понятно. А эти… Честно говорю — кого поймаю…
— Сядь, Орлов, тебя заклинило. Я сам доложу… Значит, так. Все три дома мы сдали под ключ, который оказался у прораба в кармане… то есть опять липа! Да мы тебя самого, Орлов, утопим, знаешь в чем, если не бросишь врать!.. Да сядь ты, не мешай собранию!
Я предлагаю заслушать школу и ограничиться… Нет возражений? Ну, слушаем, школа, что там у тебя?
— А мы уже победили всю липу! Но это оказалась пиррова победа…
— Вы тут не в школе, выражайтесь яснее…
— Куда ж яснее? В прошлом году мы показали в бумагах тысячу двести ребят, так? А было — триста! Фонд зарплаты делили между собой. И завхоз был, и на дрова хватало… Из всех школ учителя в город бегут, а от двух городских еле отбились… А теперь написали как есть. В ро-но крик подняли: «Куда детей подевал, душегуб?!» Штаты срезали. И сняли бы, да сюда теперь никто ехать не хочет, дрова на себе возить.
— Ох ты, школа! Зачем же так резко? Надо, конечно, бороться с приписками, не спорю! Но зачем же в один день? Это тебе не временная кампания, не аврал, а работа на долгие годы. Орлов, значит, лопух, Семеныч — злодей… А у них люди, между прочим, премии получили, детям гостинцев накупили! А у тебя слезы одни. Нельзя так… Товарищи, ко всем обращаюсь: так нельзя! Объявили бой припискам — надо его вести по всем правилам. Постепенно… Эх ты, школа! Кому детей доверяем?!
На этом закончим! А ты, школа, давай останься. Глянь сюда: тройка на что у нас похожа? На восьмерку? Соображаешь, когда хочешь! Молодец! Поправь… Вот так! Скажи — ошибся, без очков не разглядел. Восемьсот у тебя учеников. Понял? Я подтвержу. И гляди у меня!.. Ну, будь! Меня в область вызывают с докладом. Может, наградят? Похоже на то.
Семен Альтов
Шанс
Тридцать восемь лет Леня Козлович честно прожил в коммунальной квартире на двадцать пять человек. Леня привык и соседям, к удобствам, которых не было, и к своей комнате площадью 22 не очень-то квадратных метра, такая она была вытянутая, коридорчиком, — зато как просторно под высоким лепным потолком!
Жильцы на все шли ради отдельной квартиры: фиктивно женились, разводились, съезжались, менялись, азартно рожали детей, прописывали умерших, укрывали живых. А Леня с детства был недотепой, фиктивно жить не умел. Женился, родил себе девочку — все, что он мог.
И вот наконец дом пошел под капитальный ремонт. Людей расселяли в отдельные совершенно квартиры со всеми удобствами.
В понедельник Леня, радостный, как предпраздничный день, явился по адресу, указанному в открытке.
У комнаты номер 16 была небольшая очередь. Принимал инспектор Чудоев М. П. Его имя произносили уважительно, выговаривая каждую буковку: Максим Петрович Дождавшись очереди, Леня постучал и вошел. Максим Петрович был чудовищно хорош в черном костюме, зеленой рубашке и синем галстуке. То ли он любил рискованные сочетания, модные в этом сезоне за рубежом, то ли был начисто лишен вкуса, что мог себе позволить в силу занимаемой должности.
Небольшие карие глазки его косили так, что встретиться с Максимом Петровичем глазами практически было невозможно. То есть посетитель видел Чудоева, а вот видел ли Чудоев посетителя — поручиться было нельзя!
Леня выложил на стол справки и спросил:
— Скажите, пожалуйста, на что мы можем рассчитывать?
Максим Петрович разложил пасьянс из мятых справок и сказал:
— Согласно закону получите двухкомнатную квартиру в районе новостроек!
Леня и сам знал, что положено согласно закону, но, как известно, закон у нас один на всех, а нас очень много, поэтому закона на всех не хватает. И тот, кто бойчей, своего не упустит, чье бы оно ни было!
Но шанс — шанс есть у каждого.
И, подмигнув двумя глазами, Леня, как ему показалось, интимно шепнул:
— Знаю, что нельзя, но смерть как охота… трехкомнатную!
Максим Петрович развел глаза в стороны и сказал:
— Я бы с радостью, но вы же знаете сами! Если бы вы были матерью-героиней, академиком или хотя бы идиотом со справкой, то, естественно, имели бы право на дополнительную жилплощадь, а если вы нормальный человек — увы.
И тут Леня выплеснул из себя фразу, бессмысленную до гениальности:
— Максим Петрович! Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного!
Максим Петрович перестал на миг косить и, показав Лене глаза, которые оказались не карими, а зелеными, прошелестел одними губами:
— Зайдите в четверг после трех! И не забудьте размеры границ!
Дома, сидя за столом и тряся над борщом перечницу, Леня сказал жене:
— Люсь, падай в обморок! Я. кажется, выбил трехкомнатную!
Люся, как по команде «Воздух!», рухнула на пол и, припав к ногам мужа, заголосила:
— Ленчик! Миленький! Положена двухкомнатная — будем жить! Раз ты что-то задумал — и однокомнатной нам не дадут! У тебя легкая рука, вспомни! Из ничего — бац, и беда.
— Цыц! — Леня треснул по столу вилкой. — Цыц, любимая! Сначала послушай, в потом убивайся! Тут все чисто! Ну, придется немного дать! Но иначе никогда нам не видать трехкомнатной!
— А ты что ему пообещал? — спросила жена.
Леня поворошил вилкой тушеную капусту:
— Я ему тонко намекнул.
Люся села:
— Господи! Тогда в трамвае тонко намекнул — и чуть не убили! На что ты мог намекнуть ему, несчастный?!