— Абсурд — это объективный фактор, — поддакнул второй.
— Надо объявить кампанию за стопроцентный абсурд, — убежденно высказался третий…
От негодования и изумления у «Соломона» отнялась вторая сигнальная система. Он почувствовал себя настолько плохо, что немедленно уехал домой и лег на техосмотр.
Четверг был объявлен нерабочим днем по случаю отсутствия на планетке прогульщиков.
А в универсальном магазине в отделе подарков эстампы с видами «Соломона» подорожали еще на 40 коп. (в переводе на наши деньги).
Последний удар «Соломон» получил в пятницу, когда прочел в местных газетах, что под его руководством план строительства паблосуржика перевыполнен на 453 процента.
Получалась поразительная картина: по плану строительство паблосуржика должно было закончиться в 2965 году. А по местной газете, предприятие строило паблосуржик уже «в счет 2981 года». Напрягая последние силы, «Соломон» написал на Землю, что все на этой планетке — липа. Подъем — развал. Плюс 453 процента — это минус 453 процента. Паблосуржик — в самом зачаточном состоянии. Начальников отсеков следует немедленно уволить. «Соломон» хотел поставить свою подпись, но в этот момент с ним произошло то, что в некрологах называется «скоропостижно и безвременно»…
Когда на Земле получили письмо «Соломона», то решили, что он что-то перемудрил, и освободили его от занимаемой должности «в связи с переходом в другое состояние».
Неизвестно, кто был следующим и что было потом…
Известно только, что больше всех на этой странной планетке переживали работники отдела подарков из универсального магазина.
Шутка ли? Склады были завалены эстампами с видами «Соломона», и никто не знал, по какой цене их продавать завтра…
Никита Богословский
Зануда
— А-а! — радостно вскричал я, неожиданно встретив своего школьного однокашника Тарарина в угловом гастрономе. — Сколько лет, сколько зим!
— Минутку, сейчас я скажу тебе точно, — сосредоточенно ответил Тарарин после дружеского рукопожатия. Он наморщил лоб и что-то напряженно подсчитывал, беззвучно шевеля губами. — Значит, так: последний раз мы виделись с тобой в июне 1974 года на выпускном вечере нашего класса. Стало быть, получается десять лет и одиннадцать зим. Под словом «лет» я, естественно, подразумеваю не исчисление годов, а слово «лето» во множественном числе родительного падежа. Ну, а ты как жив? Как здоровье?
— Здоров, как стадо коров! — ответил я.
— Слушай, старик, ты что-то путаешь, — возразил Тарарин. — Коровье стадо состоит из множества голов. У каждого животного своя собственная индивидуальная конституция, свои физиологические особенности. Возможно, что среди них есть и увечные особи, и неопознанные пока больные. Как же можно проводить параллель между твоим персональным физическим состоянием и обобщенным показателем здоровья разноликой массы домашних животных, да еще сильно отличающихся анатомическим строением и образом жизни от тебя, человека, который вдобавок, как известно, звучит гордо?!
Я восхищенно посмотрел на собеседника и воскликнул:
— Вот отрезал! Молодец, как соленый огурец!
— Ты меня удивляешь, — своим скрипучим тенором сказал Тарарин. — Во-первых, я ничего не отрезал, это сделал по моей просьбе продавец второй секции, — вот, погляди, пятьдесят граммов «любительской». А потом, объясни мне, каким образом примитивный овощ, лишенный разума, да еще и соленый, то есть насильственно умерщвленный при помощи водного раствора хлористого натрия, этот жалкий огурец, жизненные клетки которого уже распались и не функционируют, может служить для тебя позитивным примером?
— А «молодец среди овец» можно сказать? — робко поинтересовался я.
— Тоже бессмыслица. Я живу в городе, к сельскому хозяйству не имею никакого отношения и никогда и нигде не появлялся в приписываемом мне тобой постыдном окружении. Ну да ладно. А как твои семейные дела?
— Мои? — погрустнел я (на это были основания). — Дела — как сажа бела…
— Постой, постой, — удивленно поморщился Таpaрин. — Опять ты плетешь что-то не то. Пепел в камине, в печке или же от хорошей сигары еще относительно способен нести в себе интенсивные цветовые показатели, в той или иной степени приближающиеся к идеально белому, но обычно с чужеродным вкраплением отдельных мелких темных частиц. А вот сажа — продукт неполного сгорания углеродистых веществ — является эталоном истинного, максимально глубокого черноте цвета! И вообще ты все время изъясняешься как-то странно, на манер Володьки Килькеева. Ведь вы с ним в школе всегда меня раздражали своими шуточками да прибауточками. Верно говорится: два сапога — пара.
Настал наконец момент моего торжества:
— Слушай, Тарарин. Один сапог — один?
— Да, — не почувствовав подвоха, ответил он.
— А два сапога — два?
— Разумеется.
— Так кому нужна эта нелепая тавтология? «Пара» ведь и значит «два», это знает любой школьник, получивший двойку и с грустью говорящий: «Сегодня схватил «пару» по алгебре». И потом, в твоей фразе есть насильственное двуязычное соединение. «Два» — это по-русски. А вот «пара» принадлежит к иной языковой группе. Помимо того, слово это имеет еще и другие значения. Например, в Югославии так называется мелкая монета, составляющая одну сотую динара. Этим же словом названо расширенное устье реки Токантинс в Бразилии, отделяющееся на западе островом Маражо от устья Амазонки, Так объясни же мне, какую «пару» ты имел в виду? Да к тому же еще если откинуть эту злосчастную идиому, то ты просто-напросто в завуалированной форме обозвал нас с беззащитным Килькеевым «сапогами», что крайне обидно, поскольку сапог суть предмет неодушевленный, а человек, как ты правильно заметил, звучит гордо.
Тарарин долго молча смотрел на меня, что-то соображая. И вдруг его осенило, и он как бы мельком заметил:
— К слову сказать, во второй секции появились сосиски без целлофана.
Меня тут же как ветром сдуло, и мы никогда больше не встречались.
Борис Гуреев
Повестка дня
— Ну, так какая у нас будет повестка дня?
— Повестка?.. Я думаю… м-мм… актуальная.
— Правильно думаешь! А конкретно?
— Конкретно?
— Конкретно, конкретно…
— Ну… Поднимем насущные вопросы…
— Правильно! Какие? Конкретно. Вопросы — какие?
— Конкретно? Ну, например, о дисциплине поднимем.
— Ну, допустим… О дисциплине. А еще?
— Еще… О качестве продукции.
— Та-ак. О качестве.
— Я думаю, не только о нашей продукции качестве, а может быть, и шире взять, а?
— Можно и шире. Давай шире!
— Я думаю, и вообще о качестве продукции можно поговорить. В масштабах всего предприятия. Можно?
— Мо-ожно!
— А в масштабах отрасли? Можно?
— Давай в масштабах! Еще о чем?
— Об элементарной бесхозяйственности еще.
— Правильно думаешь! А о неэлементарной?
— А как же! Как же без нее-то?! Поговорим!
— Давай! Пиши!
— Сейчас запишем. А вот, скажем, хозрасчет — важная тема?
— Важная.
— Нужно о ней говорить?
— Нужно! Давай!