Видимо, вот этим неосторожно сорвавшимся словом «товарищи» Федотов подписал себе приговор.
Люди в белом связали его, бросили на носилки. И один произнес: «Галлюцинации». Наверное, это означало «расстрелять» или «повесить» — Гудков не знал немецкого…
Когда моторы машин с крестами затихли вдали, Степан спустился и пошел к Москве. На его счастье, машин на дороге не было, да и не могло быть — вся она была в рытвинах, ямах, воронках. Видимо, наши, отступая, наковыряли в ней дырок. Но как далеко отступили? — вот вопрос. Согласно указателю до Москвы было десять километров.
На рассвете Гудков залег в придорожном кювете, чуть приподнялся, припав глазом к кромке дороги.
Справа и слева тянулись поля. На поле ковырялись в земле несколько стариков и старух.
«Молодежи-то нет совсем, — отметил Степан. — видно, всех в Германию фриц угнал…»
Старики, как и положено настоящим патриотам, оказавшимся под оккупантом, откровенно саботировали, они еле-еле махали граблями, по часу перекуривали, повсюду стояли сломанные — видно, нарочно — трактора и комбайны.
•Молодцы какие, — подумал о них Степан. — Тут, наверное, крепкая подпольная ячейка».
Ночью Гудков опять двинул к Москве. Уже в самом пригороде увидел яркие огни и пошел на них.
•Если костры для приемки диверсантов — гранату швырну, — решил он. Но оказалось, не костры, оказалось — загородный ресторан. У дверей стоял человек в форме, с генеральскими лампасами на штанах и кому-то объяснял:
«Русских не пускаем, сегодня у нас немцы гуляют»…
•Немцы! У самой Москвы! И генерала в плен взяли! Унизили, у дверей шавкой поставили…» — от всего этого Гудкову хотелось разрыдаться. Он в эту минуту не думал о себе, одна мысль жгла мозг: спасти генерала! План его был прост, как проста бывает смерть в бою: незаметно подползти, поменяться с генералом одеждой, встать вместо него, а там будь что будет! И сержант пополз…
Он был уже у самых дверей, когда к генералу подошла девушка. Немка? Наша? Девушка заговорила по-русски:
— Привет, папаша…
•Куда ж ты, милая? — в отчаянье подумал Степан. — Куда ж ты в самое логово?! Эх, надо ж предупредить…»
— Есть ценные кадры, — вдруг сказал генерал.
•Разведчица! — понял Гудков. — Ах ты, мать честная, ребенок же почти, а такой герой. Не-ет, такой народ на колени не поставишь…»
Девушка что-то сунула генералу в руку, видимо шифровку, и смело шагнула внутрь… Гудков перевел дух. Только что он, решив спасти генерала, чуть было не разрушил хорошо законспирированную сеть советских чекистов!..
Решив больше ни во что не вмешиваться, сержант двинул в Москву.
А в том. что Москва наша, живет и сражается, он теперь не сомневался.
Было еще не так поздно, двадцать три ноль — ноль, но Москва, как и положено прифронтовому городу, была погружена в темноту… Он ходил, разглядывал вывески и недоумевал: министерство… министерство… министерство — зачем их столько? Он видел на магазине вывеску «Мясо», прижимался к витрине, но там была только туша из папье-маше, а мясом в буквальном смысле даже не пахло. А из магазина «Овощи» пахло, но только не овощами, и запах этот напомнил Гудкову, что пора, кстати, перемотать портянки…
И вдруг его осенило, он понял! Конечно же, это были ложные министерства и ложные магазины!.. Гудков вспомнил, как командир роты приказывал им строить ложные батареи и ложные аэродромы. Прилетали фашисты, усердно бомбили фальшивые объекты, а настоящие батареи и аэродромы, спрятанные в укромном месте, оставались целехоньки… Так и здесь, конечно! Настоящие министерства, настоящие магазины с настоящими продуктами спрятаны в укромном местечке, вместе с настоящими министрами, а эти так, для блезиру! Пусть бомбят, не жалко! И придумал эту хитрость, решил Гудков, конечно, сам товарищ Сталин! И выходит, что он не только отец всех народов, но и отец всех фальшивых министерств, фальшивого мяса и фальшивых овощей…
Ему стало радостно и захотелось оделить своей радостью всех. Но никого не было. Только одинокая старушка брела с полной авоськой спичек и детского мыла. Гудков подскочил к ней. хлопнул по плечу и гаркнул: «Погоди, бабуся, все будет! Нам бы только до Берлина дойти!..»
От мысли, что все нормально, что ни о чем думать не надо, когда за тебя думает самый мудрый из людей, Степану стало легко и покойно. Он лег на лавочку, свернулся калачиком…
«Сосну до утра, — счастливо подумал он. — а утречком на Красную площадь, к Кремлю — хоть издали глянуть, где он там сидит и за всех думает…»
Гудков и проснулся с тем же ощущением счастья, с той же мыслью идти к Кремлю. Он шагал, ничего не замечая вокруг, и думал о том, что Москва наша и никогда мы ее не отдадим… Он шагнул на Красную площадь, и вдруг его зашатало и нечем стало дышать — на Красную площадь садился немецкий самолет…
Ростислав Соломко
Коэффициент усидчивости
Я вернулся из отпуска в свое специальное конструкторское бюро.
_ Я теперь не у вас, а в «Автоматизации весовых измерений», — прогудела «слониха» Евлалия Евлампиевна, перемещаясь, как эпицентр землетрясения.
Выскочил солидный Голопятов с веером перфокарт в руке. Он схватился за одну, точно хотел побить козыря.
— Слушай, — задержал я его, — что за бум?
— Мы наконец занимаемся настоящим делом! — бросил он на ходу.
Я прошел в свой отдел, сел за стол. На табло зажглась лампочка. Встал — лампа погасла.
— Что за чертовщина?! — удивился я: от стула шел кабель.
— Это УУКУ. Спецстул. Узел Учета Коэффициента Усидчивости. Выдает время пребывания на рабочем месте, — отдолдонила чертежница Сильва.
— По Евлалии Евлампиевне предельную нагрузку на этот стул проверяли. Включена в авторский коллектив.
По дороге к Главному меня остановил плакат. Скончался престарелый Горошкин? Но черной каймы не было. Горошкин — ветеран. Был издан даже приказ, разрешавший ему спать в медпункте после обеда. У нас шутили: «Горошкин спит час по приказу и семь — без».
Я прочел «Молнию»:
«Поздравляем Ивана Степ. Горошкина с победой! Перекрыт рекорд СКБ. Теперь рекорд коэффициента усидчивости — 97,67 процента!»
— Садитесь. Нет, вот сюда, — показал Главный на спецстул. — В кресле ваше трудовое время не зачтет ЭВМ.
Я сел. На настольном табло вспыхнуло: «Отдел 7».
— Привстаньте. — Надпись погасла. — Садитесь. — Я зажег табло ягодицами.
— Еще? — вежливо спросил я.
— Достаточно. За ваше отсутствие Горнера заменил Прохин…
— Почему не Голопятов? — не удержался я.
— Голопятов не тянет. Он непорядочный человек: на опробование спецстула явился с гантелями в карманах.
«Гантели в карманах»? Это, по-видимому, что-то новое, вроде «шариков не хватает».
Поглядывая в таблицу, стал вычислять что-то на линейке.
— Ваш вес меньше Прохина, но больше Штейна.
Польщенный, я восхитился Главным. Как Цезарь, он делал сразу три дела: вычислял, изучал таблицу и давал верные оценки своим маршалам.
— Мы завершаем AC-восемь, а… — начал я канючить.
— АС-восемь — что такое? — зевнул он.
— «АС-восемь, — прочел я с наклейки на папке, — автоматическая система, по перегрузке живой рыбы при нерестовом ходе через плотины гидростанций».
— Вы поправились?! — вдруг встревожился шеф. — Что у вас в карманах?
— Вот… ключи, кошелек…
Он подвел меня к весам. Я стал развязывать галстук.