— Вообще-то я киллер, — уточнил Антон, — а снайпером подрабатываю.
— Это хорошо, мы говорим «киллер» — подразумеваем «снайпер», — сострил красный пиджак. — У нас в консерватории ночные дискотеки проводятся, так вот под утро, когда они заканчиваются, нам и нужен снайпер.
— Припозднившихся, что ли, отстреливать? — не понял Антон.
— Да нет, дело в том, что у нас в программу дискотеки входит выпускание воздушных шариков. Так под утро весь потолок в этих самых шариках — лестницей до них не достать, а директор требует к дневным концертам потолок очистить. Работа тонкая, главное — светильники не побить. Оружие дадим, духовушку, правда, но импортную…
Теперь каждое утро Антон, почистив ботинки, казенную винтовку, выходит из подъезда. «Наш-то на работу в консерваторию пошел». — шепчутся у подъезда бабульки. Участковый при встрече за руку здоровается и всякий раз осведомляется, нельзя ли пристроить к храму искусств пару неприкаянных гопников. Ребята из лунцевской бригады завидуют немного — давно ль вместе банкиров-фраеров гоняли, а теперь, гляди ж ты, в натуре, интеллигенция… Вот только пахан ворчит немного: баловство это — по воздушным шарикам из духовушки шмалять, эх. молодежь нынче…
Виталий Уражцев
Почему мужика не расстреляли,
а повесили
Посадили мужика на электрический стул и спрашивают:
— Ну что, товарищ… Тебе сколько сразу влупить: сто двадцать, двести двадцать или триста восемьдесят вольт?
— Чего уж. — отвечает мужик. — Давайте сразу триста восемьдесят… Знаете, очень не люблю, блин, мучиться!
— Молодец, — говорят мужику. — Соображаешь! Хорошо выбрал. Ничего не успеешь почувствовать. Только запах паленой шерсти…
— Хрен с ней, с шерстью, — смеется мужик. — Где наше не пропадало! Ну, с богом! Включайте рубильник. Прощевайте. товарищи и господа!!!
— Будь здоров! В добрый путь! — говорят напоследок мужику и дергают рубильник вниз. Потом, через положенное время, поднимают вверх.
— Ничего не понимаю, — говорит палач. — По идее он должен был сразу скопытиться, а он, вишь, зараза, сидит как ни в чем не бывало… Мужик, ты живой?
— Живой, — отвечает мужик. — А что мне сделается? Я ж электрик. Мы вам свет за неуплату еще на прошлой неделе отключили… А заодно всем ракетным войскам стратегического назначения. За что и принимаю, блин, в самом расцвете сил мученическую смерть!
И пришлось палачам мужика вешать. Хотя он очень просил расстрелять. Или дать цианистого калия. Но пришлось вешать. Потому что армейские склады взорвались, патроны кончились, цианистый калий и другие ядохимикаты после кризиса стали стоить в аптеках бешеных денег и другого способа, чтобы ликвидировать мужика согласно постановлению суда, у его палачей просто не было. Потому что лом, топор и двуручную пилу, которыми еще можно было бы как-то воспользоваться, они пропили в знак протеста, когда их лишили тринадцатой зарплаты за некачественную ликвидацию смертников в прошлом году.
Василий Шимберев
Любовь
Никодим Марину не понимал, поэтому бил каждый день, утром и вечером. Мария же понимала Никодима и терпела. С криком, посильным сопротивлением и побегами к матери. Лишь бы угодить…
Никодим Марию не понимал, поэтому принимал ее убойное каратэ за сомнение в собственной любви.
Через это и бил он ее день ото дня сильнее. Тренируясь утром на старом комбайне…
Мария же понимала Никодима и, чтобы продлить его удовольствие, ела в три горла. Чтобы стать толстой, неповоротливой, резкой в оценках. Только 5 или 2. «Пять» или «два». Мария работала учительницей, и за это ее боялась вся деревня. Кроме Никодима, конечно, который мог из сноповязалки собрать вертолет не хуже грамотного…
Никодим Марию не понимал, поэтому чувствовал, что никак не может задеть ее сквозь жир за живое.
Да и страда на дворе — уставал он в поле-то. Через это приходил вечером с дружками, самогоном и бабами. Употреблял всех и до утра гонялся за Марией с топором по выгону…
Мария же понимала Никодима и, чтобы подыграть его механизаторскому самолюбию, заранее приводила двух-трех мужичков посмазливее. Поила их. Кормила и укладывала с собой в постель. Аккурат к приходу Никодима с самогоном и бабами…
Никодим Марию не понимал, поэтому, когда послушных баб не хватало, в город ездил, разговаривал с тамошними политиками и проститутками.
Мария же понимала Никодима и ездила в столицу в вооруженные силы. Рвала на груди гимнастерку, стыдила комсостав за недостаточный размер боезапаса. Все — от рядового до маршала — стеснялись, ссылались на извращения национальной идеи и обещались помогать по мере необходимости. Из-за этого Никодим возвращался с поля по большаку, перепаханному похмельными снарядами, а из избы выгонял цельный батальон отвязанных дембелей…
Никодим Марию не понимал, поэтому ездил в Америку, менял пол, склонял по всякому международный терроризм, покушался на чистоту и нравственность Организации Объединенных Наций. Намекал на секретные материалы, космические технологии и детородные позы. Обучался у тамошних секретарш развратному делопроизводству. А потом приезжал на родину и рассказывал такое, что у всех все дыбом и рождаемость не знала, куда ей упасть…
Мария же понимала Никодима и видела, как ему после перемены пола хотелось показать себя настоящим мужиком. Она соорудила на гумне радиотелескоп и послала в космос столь откровенный женский сигнал, что летающие тарелки забили все пастбище, включая личный огород председателя.
Никодим же полностью озверел, покрылся шерстью, отрастил длинный мускулистый хвост и пристрастился лакать самогон прямо из ручья. По ночам он вытворял с Марией такое, что бабы в округе верст на пятьдесят завидовали им по-черному и в конце концов согласились, что это таки любовь…
Андрей Яхонтов
Не пересолила
Молодой человек опрятной наружности и симпатичная девушка оказались вдвоем в купе поезда Дальнего следования. Дело было под вечер, сгущалась темнота. Молодой человек достал из портфельчика бутылку вина и предложил выпить за знакомство.
— Вы что такое вообразили! — надула губки девушка. — Я похожа на особу, которая пьет с первым встречным?
— Ничего я не вообразил. — обиделся юноша. — Просто купил в привокзальном ресторане вина… Хорошего… Думал: кого судьба пошлет в попутчики? Вдруг какую-нибудь старую грымзу или пенсионера-хрыча… Тогда забудусь в алкогольном мареве… И вдруг — такое везение. Вы…
— Не надо сомнительных комплиментов, — отрезала она. — Слышали мы такие комплименты…
— Я просто хотел сказать…
— А не надо просто говорить… Когда просто говоришь, с языка слетает такое… Надо говорить, хорошо подумав…
Молодой человек нерешительно мялся, сжимая в руке бутылку сухого. Поезд мчал в темноте. Стучали колеса на стыках.
— Сами подумайте… Не в одиночку же мне… Ну хоть пригубите…
— Вы горький пьяница? Не можете без спиртного? Или я похожа на алкоголичку? — напустилась на него девушка. — И выйдите из купе, позвольте переодеться…
Молодой человек поставил бутылку на столик, ушел в тамбур, где долго курил, а когда вернулся, девушка лежала на полке, натянув одеяло до подбородка.
— Не вздумайте ко мне приближаться, — предупредила она. — Мой папа — высокий чин в милицейской иерархии. Даже не знаю, что он может с вами сделать, если я ему пожалуюсь…