— Что случилось? Жизель и Матео в порядке?
— Они в порядке. — Его голос лишен эмоций.
— Тогда что случилось?
— Пойдем внутрь. — Он берет меня за руку, и я чувствую влажную кожу его ладони.
Когда мы добираемся до погруженной в темноту кухни, я озираюсь.
Кухонный стол заставлен приготовленной на случай урагана водой, свечами и фонариками. Мой телефон лежит на барной стойке.
Скорее всего, он отправился к Жизель, чтобы забрать нас, как и планировал.
У меня сжимается желудок. Мне не хорошо от того, что он был обеспокоен.
— Эй. — Хватаю его за руку. — Я в порядке.
Нейт тяжело вздыхает.
Подталкивая его к себе ближе, я делаю вдох, расслабляясь от мысли, что я уже дома.
Дома.
Нет, не дома, а у Нейта.
Мои пальцы ползут вверх по его слегка влажной рубашке, играя с пуговицами.
— Поговори со мной.
Он отталкивает мои руки.
Я тянусь к нему, но на этот раз он хватает меня за плечи, удерживая нас на расстоянии вытянутой руки.
— Не сейчас.
Я останавливаюсь.
— Нейт, не расстраивайся.
— Я сказал, не сейчас. — Меня встречают его темные, холодные глаза.
— Прости, если я заставила тебя волноваться. Это было так спонтанно; я забыла у Жизель свой телефон. Матео заболел, а Жизель...
— Я знаю, — прерывает он. — Жизель позвонила мне сразу после того, как я отъехал от ее дома.
— Тогда, в чем дело? — Я пытаюсь смахнуть с глаз его влажные волосы, но он твердо держит мои.
— Я сказал, не сейчас.
— Нейт, пожалуйста.
— Ты не могла уехать из ее дома тогда, когда я попросил тебя об этом? Неужели так трудно послушать меня и последовать моим указаниям?
Вздрагиваю и стараюсь успокоиться, но не могу.
— Следовать твоим указаниям? Я не твой сотрудник. Я не та блонди за рабочим столом. Я сделала так, как посчитала лучшим для Жизель и Матео.
Он притягивает меня настолько близко, что я запрокидываю свою голову, чтобы взглянуть на него.
— А что насчет тебя? Что лучше для тебя — умереть, чтобы твоя гребаная судьба воплотилась в жизнь быстрее?
Мы дышим тяжело. Он от гнева, я от шока.
Беру его лицо в свои руки.
— Нет. Нет. Я не хочу убивать себя и вовсе не хочу умирать.
Он отмахивается от меня и подходит к раздвижным стеклянным дверям.
— Я не уверен в этом. Я уже больше ни в чем не уверен.
Я терпеливо жду, чтобы он объяснил.
Он прислоняется своим лбом и ладонями к стеклу.
— Ты говоришь, что ты не мой сотрудник, но, видишь ли, так оно есть. У нас соглашение, верно? Друзья по траху, этакая взаимопомощь или называй это как угодно, черт возьми. Ты словно мой летний стажер. Но вместо того, чтобы выполнять свою работу — подготавливать копии документов, ты просто трахаешь меня.
— Это не правда.
— Серьезно? — бормочет он.
— Между нами происходит совсем иное, и ты понимаешь это.
Он ударяет по стеклу кулаками, а затем поворачивается ко мне.
Я стою на том же месте, где раньше находилась статуя, и вижу, как его глаза пылают огнем.
— Ты хочешь знать, что понимаю я?
Я открываю рот, чтобы сказать хоть слово, но он не ждет моего ответа.
— Я знаю то, что ты приехала в Майами, обнаружив меня пригодным в какой-то извращенной форме, желая добавить немного удовольствия в свою скучную жизнь, поэтому ты влезла в мою кровать и хорошенько трахнула меня. Причем так хорошо, что заставила полюбить тебя, при этом понимая, что, уезжая из Майами, бросишь меня. Это именно то, что я знаю.
Я замираю прямо на месте, сейчас мой любой гнев отступает.
Его слова оглушают меня.
Он любит меня?
Я начинаю кашлять.
Дрожащей рукой, прикрываю свой рот.
— Все это не предполагало какой-либо любви.
— Нет, это не так. Но ты добилась большего, чем предполагалось. Ты заставила меня влюбиться в тебя из-за твоего «я такая хрупкая и одинокая, мы с тобой во многом похожи, я понимаю тебя, и ты можешь довериться мне» дерьма.
— Нейт, это несправедливо. Ты не можешь просто изменить правила, а затем злиться на меня из-за этого. Ты даже не посвящаешь меня в свою жизнь, только в постель.
Он обхватывает свою голову руками.
— Правила! Ты издеваешься надо мной? Я похож на человека, который следует правилам?
— Нет, но это было безопасным для тебя.
— Безопасным! Как? Ты думаешь, что я не способен влюбиться? Это то, чему ты обучаешь в университете? Что те, кто разрушен, не в состоянии что-либо чувствовать? Потому что мне бы действительно хотелось, черт возьми, чтобы это оказалось правдой прямо сейчас.
— Нет! — кричу я. — Это то, что ты мне говорил.
Я даже не уверена, слушает он меня или нет, потому как продолжает:
— И что ты, черт возьми, подразумеваешь под тем, что ты не посвящена в мою жизнь? Ты стала моей жизнью.