Она хрупкая.
Однако вчера у нас произошел наиболее значительный прорыв.
— Я заказала себе билет в Майами этим утром, — сказала она.
Я сцепила руки вместе.
— Что ты думаешь об этом?
Зои глубоко вздохнула.
— Я чувствую себя хорошо по этому поводу. Я хочу увидеть, где жил мой брат, и какая жизнь была у него.
— Давай обсудим поездку. Чего ты надеешься достигнуть, пока будешь находиться там?
— Это может звучать странно, но я хочу доказать себе то, что как он прожил свою жизнь — того стоило, и думаю, что это поможет мне двигаться вперёд.
Моя улыбка засияла гордостью. Я ничего не могла поделать.
— Я тоже, — сказала я ей.
Однако, в то же время, я боялась, что взваливая на себя одновременно слишком многое, она может навредить своему эмоциональному состоянию. Она не помешанная, но она хрупкая. Она чувствует, что потеряла смыслы жизни, и это больше всего меня беспокоит. Если она не цепляется за смысл жизни, её страх, касающийся Клуба 27, может стать самореализовавшимся предсказанием.
— Спасибо вам за всё, доктор Рэймонд.
Она вывела меня из моих размышлений.
— Ты не обязана благодарить меня, но, пожалуйста, позвони мне, если я тебе понадоблюсь. Я назначила тебе встречу в моём офисе через десять дней.
Эта красивая молодая девушка каким-то образом стала особенной для меня, и я надеялась на то, что этот следующий шаг должен стать прорывом; она должна была закрыть глаза на то, что может быть, и сосредоточиться на настоящем. Ей нужно было жить своей жизнью и не зацикливаться на неуверенности.
— Не забывай сосредотачиваться на своём внутреннем голосе. — Я напомнила ей, когда она открыла дверь. Зои улыбнулась.
— Я не забуду.
Внутренний голос может являться источником удивительной силы, мудрости и руководства, если вы в состоянии услышать его.
К счастью для Зои, она может.
1 глава
Ящик Пандоры
Зои Флауэрс
В темноте это больше похоже на ящик Пандоры, чем на то место, где когда-то жил художник. Расположенный между двумя зданиями, каждое из которых размером с арену и освещается как футбольные поля, этот, значительно меньший дом, находится в темноте и одиночестве. Никаких машин перед домом, никого, проживающего внутри.
Картина, которая появляется сквозь дождь, не отражает хоть какую-то часть Зака. Но что-то от моего брата должно быть здесь. Хочу мельком увидеть хотя бы маленькую часть, оставленную для меня.
Прилив тоски поражает быстро.
Моё горло сжимается.
Я не могу дышать.
На лбу выступает пот, несмотря на то, что в машине прохладно. Это не один из моих приступов астмы — это горе подняло голову. Горе, с которым я пыталась справиться дома на всех тех сеансах терапии. Горе, с которым я знаю, должна смириться. Но мне трудно это делать, также как принимать свою судьбу.
Судьба — это скрытая власть, которая управляет жизненным путем. Даже если это путь, на котором не хочу больше оставаться, я не уверена, что могу отклониться от него.
Он владеет мной — я не владею им.
Моя судьба вполне может быть такой же неизбежной, как была судьба моего брата.
Я почти с этим смирилась.
Почти.
Сделав глубокий, успокаивающий вдох, я закрываю глаза, требуя от своего страха держаться подальше.
Я сильнее, чем это.
И всё же, в темноте, я не чувствую себя сильной.
Мои мысли циркулирует с печалью, и я тут же быстро открываю глаза, надеясь искоренить это чувство страха. На мгновение мои глаза трепещут, прежде чем я наконец-то в состоянии наклониться вперёд и взглянуть поближе.
Благодаря освещению фар автомобиля, я смотрю через лобовое стекло на дом, которого слишком долго избегала.
И в этот момент всё, что касается имущества, оживает. Это произведение искусства — как будто мой брат нарисовал для меня картину, чтобы облегчить мои страхи, как он делал, когда мы были детьми.
Она там, небольшая его часть, оставлена для меня, чтобы увидеть. Не его тело, превращенное в прах, не памятник на кладбище, носящий его имя, только часть того, кем он был в течение жизни, которую здесь вел.
Зелёные кирпичи по бокам подъездной дорожки показывают его модные предпочтения, парусиновый гараж треугольной формы, демонстрирует любовь к абстрактному, и современный, тропический дизайн дома с его крышей в испанском стиле — само по себе произведение искусства, достойное того, чтобы висеть на стене галереи.