Он повторил мне объяснение Олси о заколдованности бара.
— Совсем другое дело — как удается сохранить в секрете то, что тут происходит, — сказал Тальбот так, будто у него был готов и длинный ответ, и короткий. Я смотрела на его приятное красивое лицо и напоминала себе, что он знает, что Билла подвергают пыткам, и ему наплевать. Я хотела, чтобы он снова подумал о Билле, чтобы мне узнать побольше; хотя бы — жив Билл или нет.
— Видите ли, мисс Сьюки, секрет того, что здесь происходит, сохраняют из страха кары.
Тальбот наслаждался, рассказывая это. Ему все это нравилось. Он был доволен, что сумел завоевать сердце Рассела Эджингтона, существа, способного с легкостью убить. Рассела Эджингтона, который заслуживал того, чтобы его боялись.
— Любой вампир или вервольф — в сущности, любое сверхъестественное существо — а вы не всех из них видели, уж поверьте мне, — те, кто приводит с собой человека, несут полную ответственность за его поведение. Вот вы, например, — если вернувшись отсюда, вам пришло бы в голову позвонить в какую-нибудь бульварную газетенку, то прямой долг Олси — выследить вас и убить.
— Ага, поняла, — что соответствовало действительности. — Ну, а если Олси не сможет заставить себя?
— Тогда он расплатится своей жизнью, а работу эту выполнит кто-то из охотников-добровольцев.
Господи Иисусе, пастор Иудеи.
— Есть и такие — охотники-добровольцы? — Я сделала неприятное открытие: оказывается, Олси мог рассказать мне гораздо больше, чем я до сих пор слышала от него. Голос мой, кажется, слегка охрип.
— Конечно. В нашей зоне это — вервольфы в униформе мотоциклистов. Кстати, они сегодня опрашивают тут всех, потому что… — Лицо его напряглось, голос стал подозрительным. — Тот тип, который вчера докучал вам… вы его вчера больше не встречали? После того, как ушли из бара?
— Нет, — формально я говорила чистую правду. Вчера я его действительно не видела. Я знала, что думает Господь о правде в формальном смысле этого слова, но я полагала, что он согласен — мне надо спасать свою жизнь. — Мы с Олси поехали прямо к нему домой. Я была очень расстроена. — Я опустила глаза, как скромная девочка, не привыкшая к приставаниям в барах, что все же было некоторым отклонением от истины. (Сэм умеет свести к минимуму такие инциденты, и потом было общеизвестно, что я сумасшедшая и поэтому — кому я нужна? Но мне все же приходилось справляться время от времени с агрессивными приставаниями. Были еще и такие приставалы, которые слишком набирались и для них не имело значения, что я предположительно ненормальна).
— Ты вела себя довольно смело, когда возник риск драки, — заметил Тальбот. Ему казалось, что моя вчерашняя смелость не вяжется с моим скромным сегодняшним поведением. Проклятье, кажется, я переиграла.
— Да Сьюки всегда была смелой, — очень кстати вмешалась Тара. — Когда мы с ней танцевали на сцене, миллион лет назад, это не я была смелой, а она! Я тряслась всеми фибрами.
Спасибо, Тара.
— Вы танцевали? — полюбопытствовал Франклин Мотт, наш разговор привлек его внимание.
— А как же, мы выиграли на конкурсе талантов, — стала рассказывать ему Тара. — Только мы не понимали, пока не закончили школу и не пообтерлись среди людей, что наше маленькое выступление было в сущности… ну…
— Неприличным, — подсказала я, называя грабли граблями. — Мы были самые наивными девочками в нашей школе, и тут мы вылезаем на сцену со своим танцем, который позаимствовали прямо из одной передачи с «MTV»…
— Мы только спустя несколько лет поняли, почему директор школы тогда весь взмок, — Тара улыбалась очаровательно и проказливо. — Постой, скажу пару слов ди-джею. — Она вскочила и пробралась через толпу к вампиру, сидевшему за пультом на сцене. Он наклонился к ней, внимательно выслушал и кивнул.
— Ой, не надо, — я чувствовала, что надвигается нечто ужасное.
— А что такое? — веселился Олси.
— Она хочет, чтобы мы с ней все это повторили сейчас.
Моя догадка была правильной. Сияющая Тара протолкалась через толпу, подплыла ко мне. К этому моменту я придумала двадцать пять уважительных причин, чтобы не делать того, что она задумала, но она схватила меня за руку, заставив подняться с места. И мне стало ясно, что нельзя ей не уступить. Тара настроилась всей душой, а Тара мне друг. Толпа расступилась, освобождая нам место, и зазвучала мелодия Пэта Бенатара «Любовь — это поле боя».