Прочищаю горло и кошусь взглядом по начищенной до блеска обуви и идеально выглаженным брюкам зверя. Там такие стрелки, что порезаться можно. И я в обычных черных джинсах, футболке и темно-зеленом бомбере.
Так себе из нас парочка получается.
Его Арина, или как ее… Ариелла, смотрелась бы куда лучше. Не в планетарии, конечно. А просто рядом с таким мужчиной.
– Когда я училась в… – вовремя себя останавливаю, чуть не проговорившись про Нью-Йорк, – институте, то каждую неделю мы выбирались в какой-нибудь музей. Или на выставку.
Скромно улыбаюсь, вспоминая. Тепло заструилось по венам вместо крови.
– Папа еще в детстве говорил, что нужно каждый день узнавать что-то новое.
Перевожу короткий взгляд на зверя. Руки со вздохом опускаются. Воспоминаний из детства осталось не так много, и каждое храню их особенно тщательно.
И я совсем не собиралась говорить Исхакову что-то о своем прошлом. Тем более, об отце. Вышло снова… спонтанно.
– И что самое интересное вы узнали?
Останавливаюсь посередине коридора. Закусываю губу и недоверчиво прищуриваюсь. Ему правда это любопытно?
Глаза у зверя сейчас теплого оттенка. Ни единого желтого блика. Будто никогда их и не было.
Расслабляет. Часть мозга отключается. Может, вовсе засыпает.
– Ну, что Ван Гог, например, отрезал себе не все ухо, а лишь мочку. Музей Метрополитен собрал более двух миллионов единиц культурного наследия. Оттенок, которым написан «Черный квадрат» Малевича, получен из смеси жженой кости, а также чёрной охры и арсенида меди – темно‑зеленого пигмента.
Облизываю губы и чувствую в горле небывалую сухость. Стенки гортани словно прилипли, а желудок скрючился.
Мы со зверем вступаем на неизведанную территорию – личную. Я впускаю его в свою жизнь. На немножко, на самую крошечную часть. И все равно адреналин вырабатывается в огромном количестве и заставляет потеть.
– Что? – смущаясь, спрашиваю.
– Ничего. Это все?
– Ну, приходить нужно не к самому открытию. Лучшее время для посещения – обед, как ни странно. А еще я просто обожаю магазинчики в музеях. Обязательно там покупаю что-нибудь. А ты?
Иду спиной вперед и чувствую себя нелепо. Как студентка, которой я и являлась еще несколько месяцев назад, а не любовницей известного всей стране бизнесмена.
– Что интересного за свою жизнь узнал ты?
Демид коротко улыбается. Становится похож на мальчишку. Подколоть бы, но… не решаюсь все же.
– Никогда не поворачивайся ни к кому спиной, – обводит меня своим проницательным взглядом, как душу скручивает, – даже близкий и родной человек может стать врагом. Обычно самые невинные на вид люди – самые опасные, – снова этот взгляд. И я отворачиваюсь, – любую женщину можно заткнуть оральным сексом.
Давлюсь воздухом и начинаю кашлять.
Перед глазами круги от его слов крутятся, а саму будто на карусель посадили.
Накрывает тошнотой.
Мне же не послышалось?
– Ты… ты… про себя в главной роли?
Мимо нас пробегают несколько мальчишек, звонко о чем-то разговаривая. Мне становится неловко. Планетарий, школьники, звезды и вообще все так классно. А тут Исхаков со своим оральным сексом.
Зверь касается меня липким взглядом, от которого становится жарко. Чертов бомбер кажется толстым и очень теплым, а джинсы безумно тесными.
– Для тебя главный это тот, кто получает удовольствие или тот, кто его дарит? – хитро спрашивает, подходя очень близко.
Мне кажется, он слышит мое участившееся дыхание и биение сердца.
– Я. Не. Знаю, – резко заканчиваю наш разговор, пожалев, что вообще его затеяла.
Щеки пылают, боюсь на Исхакова посмотреть. Еще сильней покраснею.
Ускоряю темп, пока не доходим до Звездного зала. Демид следует по пятам, почти дышит в затылок. А я все мысленно его слова прогоняю.
Они жутко смущают. Но… я помню, точнее, мое тело помнит реакцию на его голос, когда стояла перед ним голая. И те яростные толчки, немного болючие, но все равно до мурашек приятные.