Я рассказал другу о Филдвике и показал еле заметные шрамы от его инициалов на запястье. Не забыл про Андрея и своё превращение в вампира. Могу с уверенностью сказать, что впечатлений Жаку надолго хватит, он слушал меня с жадным любопытством. А когда я предложил ему опробовать оборотный кулон, он неожиданно отказался.
— Не-не-не! И не уговаривай, — Жак отодвинулся от меня подальше, как будто я мог заколдовать его на расстоянии. — Не хочу быть лягушкой!
— Кто тебе сказал, что ты лягушка?
— Так я ж Гренуй.
Попытка объяснить ему, что фамилия, буквально означающая «лягушка», не гарантия перевоплощения именно в это животное, ни к чему не привела. В принципе, я не настаивал на «примерке», помню, как сам не хотел этого. Вот Франсуа без всякого предложения заинтересовался бы кулоном, и ещё Ренара заставил участвовать в столь сомнительной забаве.
Из глубины дома раздался приглушённый треск. Жак и ухом не повёл, он стоял у окна и, думая о чём-то своём, слушал пиликанье сверчков.
Мне почудился топот. Жак всё так же стоял, как статуя.
Я взял липкую свечу и подошёл к двери, попутно зацепившись болтающимися подтяжками за столбик кровати. Друг взглянул на меня с неодобрением.
— Скоро приду, — прошептал я, исчезая в коридоре.
Роберт обязан был вернуться. Хоть он не вызывал у меня доверия, тяга к семейным тайнам вновь одержала верх над разумом. Я ждал новой встречи. Жаждал её. Предстояло во много разобраться нам обоим.
Тишина стояла звенящая, душная. Я притаился у чёрной лестницы, прислушиваясь изо всех сил и сдерживая порыв позвать Роберта. Наконец снизу отчётливо донеслись неторопливые шаги. Коротко скрипнула первая ступенька. Затем вторая.
Лучше я застану врасплох ночного гостя, чем он меня.
Мы столкнулись между этажами. У этого рослого широкоплечего человека не было ничего общего с Робертом. Поля шляпы скрывали лицо, но я и так его узнал. Я остолбенел от страха.
— Давно не виделись, Роберт Сандерс, — глубоким голосом произнёс одноглазый. — Скучал по мне? Что, не очень?
Во рту мгновенно пересохло. Убежать в этот раз невозможно. Господи, лишь бы он не тронул Жака!
— А ты изменился, — он поднялся на ступеньку выше. — Причём не в лучшую сторону. Кто лишил тебя дара? Неужто сам отказался?
Я вцепился свободной рукой в бархатные от пыли перила.
— Ты вампир?
— Скажем так, я тот, кто хочет, чтобы ты валялся с переломанными костями в собственной крови и хотел сдохнуть, чтобы не чувствовать боль.
О, нет. Он пришёл мстить.
То ли свеча замигала, то ли у меня стало темнеть в глазах…
— И если бы не договор, я бы расквитался с тобой, гадёныш.
— Какой ещё?..
Он выбросил вперёд руку, и меня ослепил серебряный свет, исходящий из его ладони. Всё произошло так быстро, что я даже не успел вскрикнуть от обжигающего холода. Боль, пронзившая тело до кончиков пальцев, исчезла.
Дальше я помню, он склонился надо мной. Сорвал с лица черную кожаную повязку, и в меня впился жёлтый глаз с вертикальным зрачком.
Глава 18 Синий флакон
Кошмар. Всего лишь дурной сон, который забудется под утро. Ничего не было, я дома.
Лёжа в постели, я сквозь полумрак разглядывал свою комнату. Какой бардак на столе, я редко опускаюсь до подобного свинства. И одежда неаккуратно висит на стуле… Наверное, заработался и лёг поздно, бывает такое.
Краем глаза заметил белую кошку, жмущуюся к моему боку. Такая маленькая, а греет, как печка.
Это не могло быть правдой. Накануне я точно не работал. Меня подозревают в убийстве. Я вынужден скрываться, и не могу просто взять и вернуться в поместье тёти.
Тогда почему же всё перепуталось? Или произошло то, чего я не помню?
К чёрту приличия, надо сию же минуту пойти к Элен в спальню и всё разузнать. Конечно, нехорошо будить её, но я не могу со спокойным сердцем валяться в кровати, когда творится такая ерунда.
Чёрт, снова засыпаю и ничего не могу с этим поделать.
Солнечные лучи пытались пробиться через густые заросли винограда. На фоне резных листьев висели большие зелёные кисти, так и манившие к себе. Ягоды были крупные, сочные, но немного недозревшие. Упругая кожица скрывала под собой такую кислую мякоть, от которой пощипывало язык и губы. А мы с Франсуа ели этот виноград да ещё нахваливали его. Два придурка.
Не помню, сколько лет назад это было. Кажется, Франсуа тогда не справил совершеннолетие, а он старше меня. Я снова гулял с ним по винограднику его отца. Снова помогал ему вспомнить автора дурацких стихов и заодно сами стихи.
Мне не нравилось сновидение. Пускай оно безобидное, в нём что-то было не так. Я переживал те мгновения заново, точь-в-точь.
Сознание словно раздвоилось, я одновременно подбирал достойную рифму к слову «чаша» и думал о твари с разными глазами. Может, это он наслал на меня морок? Если да, то зачем? Ведь нет никакого смысла в том, что два подростка упражняются в рифмоплётстве.
— …и крылья чёрные распростёр… Опять не то, ритм пропал, — всё так же сокрушается Франсуа, на ходу сплёвывая косточки. — Крылья чёрные… чёрные… раскрыл. Точно, раскрыл! А кто, не помнишь? То ли ворон, то ли лебедь. Жаль, забыл совсем. Такая вещь…
Но хуже всего был виноград. Кислый-прекислый.
Все чувства вмиг испарились, когда меня вновь затянуло во тьму. Да что происходит? Неужели опять какой-то вампир играет с моим разумом? Хватит! С меня хватит!
— Кристиан! Кристиан!
Элен? Не до конца разобравшись в ощущениях, я слабо пошевелился. Как жарко, и почему-то знобит.
— Он упал, — в отчаянии сказала тётушка.
— Ушибся?
Господи, это папин голос! Я силился открыть глаза, но мне было очень плохо. Это неправильно, я должен его увидеть, надо о многом с ним поговорить!
— Кажется, обморок. Он такой горячий, по-моему, у него жар. Роберт, детка…
Так, я что, на руках у Элен? С ума сойти… Сколько же мне лет?
— Я заметил, что Роберт слишком тихий сегодня. Думал, он переживает из-за отъезда, — отец бережно взял меня у Элен. — Извини, нам придётся задержаться.
— Ради Бога, не извиняйся. Не стоит рисковать здоровьем ребёнка.
— И всё же…
— Ты же знаешь, я бы охотней избавилась от Паскаля, чем от вас. Послушай, я уже говорила, может, вам и не нужно уезжать, раз всё время что-то мешает. Вдруг это знак. Подумай над этим, Кристиан, не за чем испытывать судьбу.
Не могу управлять собой. Не могу ничего изменить. Я заперт в собственной памяти. Больше нет сил это терпеть.
Воспоминание без предупреждения сменилось другим. Надо мной навис взбешённый Ренар.
— Я тебе мозги вышибу, щенок, — он с размаху приложил меня о стену. От страха и боли я не сопротивлялся и позволял обидчику делать с собой, что угодно.
— Пожалуйста, не надо, — проскулил я.
— Знаешь, что с тобой будет, если ты всё расскажешь…
— Я ничего не видел!
— Заткнись, — он встряхнул меня. — Если ты всё расскажешь маркизу или Франсуа, ты труп.
А я и вправду ничего не видел. Только слышал, как Ренар заигрывает с маркизой и, судя по её довольному смешку, лезет к ней с объятьями и поцелуями. В ушах до сих пор звенел её помолодевший от кокетства голос: «Этьен, прекрати. Не здесь». Зря я тогда по просьбе Франсуа заглянул в библиотеку. Потом ещё врать пришлось, будто не нашёл нужную книгу…
— Я никому не скажу. Клянусь.
Поверить трудно. В тот момент, я боялся камердинера так, как будто он олицетворял всё зло в мире. Хотя что можно взять с подростка, который жизни толком не видел?
Насытившись моим жалким положением, Ренар убрал руки.
— По-твоему, я мерзавец, — это был не вопрос, а утверждение. — Предал господина и всё такое. Занимаюсь чёрт знает чем за его спиной. Эй, да не трясись, — он легонько щёлкнул меня по носу. — Всё поймёшь, когда вырастешь. Ещё и на мою сторону встанешь.