— Знаешь, мой дорогой, — улыбнувшись, сказала я, — мне, конечно, лестно, что я приглянулась вашему звездному мальчику, но ничего, что я не люблю футбол и не понимаю его? Я вот как-то раз была две недели в Италии в служебной командировке, так там меня на футболе чуть не порвали в клочья, даром что я женщина. Оказывается, я не за ту команду болела. То есть болела — это громко сказано, просто что-то крикнула.
— А зачем же ты пошла на матч? — смеясь, спросил Самсонов.
— Да Джанлука, знакомый итальянец, пригласил.
— А в каком это городе было?
— Погоди… ну да, в Милане. Там местная команда, тоже, кажется, «Милан» называется, играла с этим… ну как его… на колорадских жуков похожи… футболка в черно-белую полосочку…
— С «Ювентусом»! — ахнул Самсонов. — Да как же тебя там на британский флаг не порвали-то?! Да-а-а! Ну ладно, Италия — это Италия, а у нас таких фанатиков вроде как нету. Вон в Бразилии и в Аргентине на стадионах вообще стреляют, динамитные шашки взрывают и ракеты пускают. Латиносы!
— После всей этой успокоительной информации, которую ты на меня только что вывалил, как ты думаешь, пойду я на матч или нет?
— Думаю, что пойдешь, — неожиданно сказала доселе молчавшая Наташа. — Я тоже иду. Если Кубок возьмут, там такой грандиозный банкет будет! А потом берем билеты и рвем когти на Ибицу. Идет, а?
Я посмотрела в ее смеющиеся глаза, перевела взгляд на хитро ухмыляющегося Сашу и сказала:
— М-м-м… значит, понравилась я вашему «суперстару»? А сколько, говорите, у него трансферная стоимость? Пять миллионов? Ну что я могу сказать? Только то, что это самый дорогостоящий мужчина, с которым я когда-либо была знакома.
Пес породы лабрадор, по кличке Либерзон, был куплен моими соседями, семейством Кульковых в Тарасове, за пятьдесят долларов.
Бомж Виктор Семенович, экс-слесарь, ныне проживающий по адресу улица Лесная, канализационный люк с криво выписанным масляной краской известным словом из трех букв (не «мир», и не «май»), — так вот, бомж Виктор Семенович, если не учитывать стоимость его штанов, ватника и единственной золотой пломбы, которую он еще не пропил, потянет тоже где-то на полтинник. Но уже в рублях.
Бизнесмен Георгий Милашвили, который тридцать три раза приглашал меня в ресторан, пять раз — в Испанию, где у него была вилла, и два раза в сауну, был застрелен киллером, получившим за свою работу сто тысяч долларов, — такова цена жизни моего старого знакомого.
За жизнь Андрея Леонидовича Сурова, моего непосредственного начальника и старого друга, я, не задумываясь, заплатила бы миллион долларов. Если бы он у меня был. И если бы — не приведи господь! — сложилась ситуация, при которой этот миллион покупал бы шефу жизнь.
А сейчас, сидя на питерском стадионе «Арсенал», я видела, как на поле неспешно выбегает человек, стоимость которого составляет пять миллионов долларов.
Андрей Шевцов.
Его появление было встречено таким взрывом народного восторга, что меня едва не оглушило, а сидевшая рядом со мной Наташка в майке с номером «10» заорала (иначе я бы просто не услышала):
— Ну что… а ты еще идти не хотела! Да ты что, Юлька? Честно говоря, я когда еще соплячкой была, я сюда знакомиться с пацанами ходила! Ну и познакомилась! С Сашкой познакомилась! Плохо, что ли?
От нее пахло пивом, глаза горели, и я почувствовала себя невольно захваченной этим бешеным выплеском энергии. Конечно, футбол — вовсе не женское дело, но все-таки сходить на него один раз, как на яркое представление, стоит.
Питерское футбольное шоу, как оказалось, не уступило тому, что я видела в Италии. Даже превзошло: в Италии я зевала, невпопад выкрикивала что-то и вяло тянула пиво, а здесь — нет, здесь уснуть было решительно невозможно!
Стадион бушевал. Трибуны, заполненные двумя цветами любимой команды, пускали «живую волну», то есть согласованно вставали и снова садились, отчего возникал эффект пробегавшей по рядам волны. Я тоже приняла в этом участие. Там и сям вспыхивали фейерверки, грохотали барабаны, ухали хлопушки, внизу, у самой кромки поля, фанаты кидались на сетку, отделяющую передние ряды от зеленого поля, на котором вот-вот должно было развернуться захватывающее действо. Три или четыре девушки справа от нас, обнаженные до пояса — хотя было не так уж жарко! — и раскрасившие свои прелести в цвета любимого клуба, исполняли какой-то агрессивный и энергичный танец, а сидящие рядом бритоголовые молодцы в форменных майках питерского «Арсенала» поощряли и подбадривали танцовщиц всевозможными выкриками.
Потом начался матч. Честно говоря, я толком не понимала, что происходит на поле, потому что чудовищный гвалт и мелькавшие перед глазами майки, флаги и серпантины мешали сосредоточиться. Когда же Шевцов повел мяч (все-таки не могу понять, зачем двадцать два здоровых молодых мужика толкаются на поле из-за этого белого шарика!) и ринулся к воротам, обыгрывая одного соперника за другим, стадион зашелся в диком вое.
Все замелькало, взлетели вверх руки, колпаки, майки, заметались флаги, и я, окончательно поняв, что следить за ходом всего происходящего мне очень сложно, решительно опрокинула в себя бутылку пива и повернулась к дико орущей Наташке, к тому же вцепившейся мне в волосы, — при виде забитого гола.
Надо вам сказать, что я вообще-то не употребляю спиртного, но чем больше я об этом говорю, тем больше мне приходится это самое спиртное пить.
Так начался мой отпуск.
А продолжился он в огромном офисе «Арсенала», куда удалось пробиться нам с Наташкой. Хотя на пресс-конференцию не смогли попасть более половины приехавших журналистов.
«Арсенал» проиграл Кубок России.
Шевцов все-таки забил свой гол, оказавшийся единственным в матче.
Только вся соль этого гола состояла в том, что он был забит Андреем в собственные ворота. Я более чем далека от футбола, но вид футболистов, плачущих как дети, произвел на меня значительное впечатление.
Да почему — как дети? Многие из команды «Арсенала» были так молоды — лет по девятнадцать, — что еще недавно и были детьми.
Шевцов сидел возле стены у входа в раздевалку, вцепившись пальцами в волосы. Мимо прошел какой-то высокий моложавый мужчина, голова которого отливала благородной сединой, и потрепал Андрея по плечу, а потом наклонился и шепнул что-то ему на ухо. Шевцов поднялся и пошел вслед за седым.
— На расстрел повели, — мрачно сказала Наташка. — Это Белозерский, вице-президент клуба. Он вел переговоры с испанцами, которые хотят купить Андрея в «Барселону»… а тут вот такой подарочек.
Откуда-то сбоку подошел Нилов. Он был мрачен, волосы растрепанны. Сегодня на его массивном круглом лице не сверкала ослепительная улыбка, поэтому тем заметнее были складки на толстом подбородке, мешки под глазами и большой красный нос. Крокодил Данила выглядел бы комично, если бы не подавленность, которая читалась буквально во всем — в каждом движении, в каждом жесте, в мимике и неподвижном тусклом взгляде.
— Ну вот… присели в лужу, — сказал он. — Андрюха, конечно, да… сплоховал. Йок, как говорят татары.
— А где Саша? — спросила Самсонова.
— А кто его знает? — пожал плечами Нилов. — Может, в раздевалке, может, вообще уехал. Да позвони ему на трубку, что ты, в самом деле. Он же с ней не расстается. Даже на тренировках не отцепляет.
В этот момент запищал мобильник самого Нилова. Он вздрогнул, складки на животе колыхнулись, и Даня поднес сотовый к уху и проговорил:
— Да, Михаил Николаевич. Да… сейчас. Иду.
— Начальство вызывает, — пояснил он. — А тренера нашего, Георгия Палыча… снимут с работы, наверно. Ну ладно, пока.
— Пока, — сказала Наташа. — Даже не знаю, что делать теперь. Сашке звонить сейчас, конечно, не буду. Не станет он разговаривать. Брать билеты нужно и уматывать.