Но и тут без сюрпризов не обошлось.
Кроме галерей с картинами, Интернет предложил ему полюбоваться галереями с обнажёнными телесами, телами и тельцами, в основном женского пола. И, что называется, «гетерами в работе»… К удивлению художника, этаких «галерей» оказалось гораздо больше, чем тех, кои искал он. Ну что ж, и тут человечество остаётся верно своим первобытным инстинктам — сексуальное влечение гораздо легче для восприятия, чем творчество, требующее навыка в этом самом восприятии. Ничего тут не поделаешь. Что покупается, то и продаётся, закон рынка. И если по Интернету рыщут миллионы сексуально неудовлетворённых подростков, то Интернет обеспечит этот спрос платоническим удовлетворением. Юзеров от искусства, численно, во много раз меньше, поэтому и удовлетворение этого «спроса» отходит на более дальний план. Ничего личного.
Ладно, — думал Теодор, — это частности. Надо немного успокоиться от подарков судьбы и заняться отдачей «авансов» этой самой судьбе.
Иными словами — пора было приступить к портретам.
С кого начать? А что, вот так по списку решил и пойти. А, ведь, трудновато с непривычки будет… кроме шаржей и карикатур, никогда не рисовал человеческих лиц.
Нормально не писал маслом. Смеялся, издевался — да. Но, тут от него ждут иного.
Чего? Портретного сходства? Может быть. Но. Если только для этого, то можно было любого ликомаза с Арбата пригласить. Пригласили Теодора. Суть их ему нарисовать?
А что он о них знает? Ничего. Общее впечатление? Возможно. Посторонний взгляд со стороны, бывает, может оказаться в тысячу раз точнее, чем взгляд привыкший.
Особенно, если этот посторонний взгляд будет принадлежать художнику. Такие дела.
Попытка — не пытка, как говорил Сталин.
Глава 7
Пробовать оказалось труднее, чем Теодор себе это представлял.
Ещё будучи на собрании, он успел сделать более-менее подробные карандашные эскизы. Совмещая их со списком, куда им были вписаны общие наблюдения, он попытался приступить к портретам. Дело шло медленно, если вообще — шло. В ту ночь, придя домой из Клуба с огромной суммой в кармане, он и не вспомнил о самой важной вещи. Просто голову вскружила сумма. Или вообще, всё вместе — отвлекло.
Даже когда он обнаружил свои визитки, розданные клубистам, у себя же в кармане, то и тогда не подумал. Ночью спохватился — он не договорился об их приходах, либо вообще о встречах с каждым по отдельности, что бы делать эскизы с лиц. Вот те на. А ведь профессионал. Облажался. А лицо теперь ронять нельзя, стало быть, надо что-то придумать, как-то объяснить это недоразумение. А чего тут объяснять?
Ему надо больше о них узнать, что бы кроме визуального сходства, на холсте запечатлеть большее — души этих людей. Вот и всё. Теперь надо дождаться удобного случая и объясниться.
А с другой стороны, его постоянно отвлекало его новое жильё.
Как-то не желали стены скучать в своей первозданной пустоте. Им хотелось зеркальный шкаф, книжную полку, ещё что-нибудь. Теодор просто заходил домой, а стены, так с порога и кричали ему о своей неодетости. Кроме стен, появился «голос» у пола — пол требовал ковёр, в котором будут утопать босые ноги художника. Как это, оказывается, замечательно — иметь возможность ходить по дому разутым. В этом что-то есть. Как по траве в детстве. Ещё: оба балкона предвкушали кресла и напольные пепельницы. А большая квартира просто недоумевала от отсутствия хорошего музыкального центра. Холодильник, опять же. Пиво должно быть холодным.
Да и компьютеру было не очень удобно на полу, по возможности (Теодор уже путался — ему самому? Компьютеру?), хотелось специальный стол. И кресло к нему, на колёсиках, что б можно было ещё вертеться, обдумывая или рассматривая.
Фантазия уже не вписывалась в повороты реальности, но тормозить отказывалась.
Теодор заглянул на строительную ярмарку и прослушал лекцию в лакокрасочном/ ремонтном/ сантехническом отделе (всё это богатство располагалось за одним прилавком, и даже где-то сбоку продавали пирожки). Продавец-консультант, прыщавый юноша с горящими глазами, взахлёб объяснял Теодору все достоинства новейших материалов, и покупатель уяснил — теперь в ремонте невозможного нет.
Можно строить арки из гипсокартона, с помощью пластиковых труб и метапола — проводить воду и канализацию туда, куда тебе, жильцу хочется и где тебе, а не ЖЭКу удобно что б ты мылся или готовил еду. Можно обвеситься новыми навесными потолками, по желанию — фигурными, разноцветными и с точечной подсветкой. Можно установить пластиковые окна, вертящиеся по всем направлениям вокруг своей оси.
Можно поставить раскладные стены — перегородки, вполне заменяющие широченные двери, а сами двери… ну какие хочешь, хоть с вышивкой, только плати. Только — плати. Нет у фантазии границ и тормозов. Кроме — денежного барьера. Который, при желании, можно и перепрыгнуть. Вот так.
И художника разорвало от раскрывшихся возможностей в воплощении своих замыслов.
Вот, оказывается, что такое капитализм — зарабатывай и делай свою жизнь лучше.
Вспомнился советский фильм, про трёх строителей (точнее, их работа как раз заключалась в обратном: они разрушали, сносили старые дома), как те нашли клад с золотом. И — не смогли даже продать это золото. Джигарханян там играл бригадира.
Да что так близко ходить, а Остап Бендер? Куда он делся со своим миллионом? Эх, всю бы толпу, да сюда, в наше время! Вот где можно развернуться честному миллионеру. И нечестному тоже. Любому. Главное — умей заработать, а уж тратить тебя научат. Даже с умом тратить. Да и без ума, какой бы получился кураж!
Но деньги катастрофически заканчивались.
Рисовать продаваемые пейзажи Теодор пока не мог. Да и, как назло, Мариэтта Власовна уехала к сестре в Америку с очередной партией картин. Типа, выставку повезла. А назад привезёт то, что не смогла продать. А если всё продаст, то привезёт как в позапрошлый раз — холсты на подрамниках, облитые краской, типа, авангард. Круто сестрички работают. У той в штатах тоже своя галерея, вот и ездят друг к другу «в гости» с «выставками». Культурно-валютный обмен. А почему бы и нет? Таким как Теодор так только лучше, какая им разница, где их пейзажи будут висеть? Может, там к их картинам вообще иначе станут относиться, всё-таки зелёными заплатили. Кстати, и проценты с таких продаж, Мариэтта платит честно и в капусте. Здесь трудно понять, кто чёрт, а кто святой. Потомки разберутся. А Теодору предстояло пока разобраться с собственными запросами, тратами и обещаниями. В принципе, можно было уповать либо на далёкий приезд Мариэтты Власовны, так как его картины она тоже повезла, либо на продолжающуюся финансовую любовь Антона Владимировича.
Что тут сказать самому себе?
Конечно, это безобразие, не закончив ни единого портрета, подойти к «меценату» и попросить ещё денег из предоплаты. Безобразие. А для чего тогда они вообще нужны, эти «меценаты»? Они вносят свою лепту в вечность. Вот только я, думал Теодор, с работой на эту самую вечность, несколько торможу. Ну и что? Что? Не напишу портреты, что ли? Напишу. Тогда, какого рожна? Надо подойти и попросить. Подойти.