И попросить. Ох-х…
Логика опять не подвела художника, как и в вопросе с пивом с бодуна. Логика была за Теодора. Но вот ноги отказывались идти. А пальцы предательски не набирали номер его, селифановского, телефона.
И, как всегда бывает в подобных случаях, гора сама шлёпает к Магомеду. Не долго мучалась старушка, пелось в известной песенке. Однажды утром, когда Теодор, по своему новому обыкновению, восседал в кресле на Восточном Балконе Утренней Радости (Рассвета), попивал кофе, покуривал трубку и наблюдал восход, в дверь позвонили. Скромно и кратко. Он нехотя оторвался от своих дел, можно сказать — всё бросил, и открыл. На пороге стоял Селифанов. Блестящий и улыбающийся.
Извинился, что — без предварительного телефонного звонка.
— Антон Владимирович, вы можете не извиняться, вам я всегда рад. Проходите.
Поблагодарил за отзывчивость. Прошёл, поахал от зрелища нового теодоровского жилья. Не отказался от чашки кофе. Прошёл вместе с хозяином на Восточный Балкон (и т. д.) и с нескрываемым удовольствием, расположился в кресле напротив.
Закурил и оценил рассвет. Похоже, что — не завидовал, но — радовался.
— И вот вы опять меня нашли. Сами. Я, помнится, адреса не называл?
Вопрос художника звучал легко, непринуждённо, но Селифанов понял намёк. Однако, раскалываться не спешил. Видимо, у него существовали собственные каналы узнавания адресов, и делиться ими он не собирался. Пока. В последнее время Теодор привык к приключениям, поэтому даже не насторожился. Даже и наоборот, почувствовал звенящую неопределённость, тайну, не требующую сиюминутного вскрытия. Вот и прекрасно, поговорим о высоком и низком. Есть повод — он пришёл сам.
— Антон Владимирович, вы не очень расстроены тем фактом, что картины пишутся… э… несколько долго? Я, ведь, признаться, портретов никогда не писал… Кстати, я вас всех об этом предупреждал. А?
— Да нет, Теодор Сергеевич, я же знал, что будет сложно. А тут у вас ещё и радость такая — квартира. Это всем радостям радость. В наше время, да собственное жильё! Это мы понимаем. Всё требует времени.
И денег — хотел продолжить художник, но язык пока не повернулся. А вот, почему не пишется? Может это обсудить?
— Антон Владимирович, я вот что хотел с вами обсудить.
— Да? Я весь — внимание.
— Благодарю. Так вот. Просто писать портреты, соблюдая одно только физическое сходство — как-то банально, видно, не за тем вы меня пригласили. Можно было и сфотографироваться. Или с Арбата народ позвать, всё дешевле выходит. Я правильно понимаю?
— Я сам пока вас не очень понимаю, поэтому, пожалуйста, продолжайте.
Вот же чёрт, не колется. Хороший актёр.
— А что, если помимо лиц, я попробую создать на холсте как бы полный образ человека? Его мысли, желания, думы, надежды… страхи?
— Ну? — уже явно не понимал собеседник. — Что вас останавливает?
— Ага, значит, согласны. А останавливает меня отсутствие информации о персонажах, если так можно выразиться. Вы знаете, они все даже визитки мои мне же вернули… в карманы пальто напихали. Это вы им сказали так поступить?
Улыбки у обоих получились натянутыми. Один не понимал, но — лез с вопросами, желая разобраться, а второй желал какую-то часть информации скрыть, зная, что надо говорить всё. Вот и разберись тут.
— Ну, почему же «я сказал»? — вилял гость. — Ничего я им не говорил. М-м-м… Это традиция… или, точнее — правило. Короче, тут у нас с вами, действительно — дилемма. Что делать будем? Как вы считаете?
— Как я считаю? Я считаю, что мне надо больше узнать о ваших «клубистах».
Слово «член», даже применительно к Клубу, мол, «члены Клуба», выглядело теперь для Теодора вульгарно. Ладно, когда дело касалось «правительства», в новостях это звучало вполне приемлемо и уместно — «члены правительства», этакий монстр-мутант с кучкой скрюченных говорящих члеников. Самая реальная фантастика, не ужасающая никого, привыкли. А тут — язык на эти слова не поворачивался.
— Узнать. Хорошо. Только — невозможно. Клуб — закрытый, никто никому не даёт визиток, мы не знаем домашних и рабочих, вообще никаких телефонов друг друга.
Адреса… знаем визуально. И не все. Я почти не вижу выхода, Теодор Сергеевич. А вы?
— Вы сами говорите «почти». Значит, выход есть. И мне самому надо догадаться, так? — … (попыхтел коричневой сигариллой) — Ну, что ж. Я вижу один ход. Только сначала короткий вопрос: как выходят из вашего Клуба? Или это так же — секрет?
— Почему «секрет», вовсе нет. Выходят. Только мы сами не знаем — как. Просто, в один прекрасный момент — больше не приходят в Клуб и всё.
— Всё???
— Всё. Мы в рабство не записываемся. Каждый сам решает.
Помолчали. Муторное что-то тут было. Явно «пахло краской».
— А не кажется ли вам, Антон Владимирович, что у вас люди в Клубе просто-таки пропадают, а не «не приходят»?
— Всяко можно повернуть. Если человек не приходит, то либо он не хочет больше приходить, либо — пропал. Так ведь? А, в прочем, нам это не интересно, приходы-уходы это личное дело каждого и не это нас объединяет.
— А что? М-гм, простите. Бестактный вопрос. Во всяком случае — пока бестактный.
Ну так вот, раз всё так замечательно просто, то не стать ли мне… э… не могли бы вы принять меня в ваш Клуб? Кстати, Клуб у вас называется «Клуб Шести», а вас там — пять человек, если я правильно всех пересчитал. Одного, так или иначе, не хватает, почему им не стать мне? Как вы считаете? Или название не имеет отношения к числу участников?
— Имеет, имеет. Не беспокойтесь, ничего мистическо-сатанинского в эту цифру мы не вкладываем. Недавно один ушёл. Или, как вы считаете, пропал. (улыбнулись понимающе, мол, шутка, кергуду.) Поэтому, место, действительно — свободно. Я могу вас рекомендовать собранию. Вы заслуживаете наивысших похвал. Это хорошая идея, Теодор Сергеевич. Тогда вы сможете сойтись лично с каждым из нас и узнать то, что вам необходимо. А, может, и даже сверх меры. Но, для вас не может быть «сверх», вам всё будет в масть. Или — в колорит, да?
— Да.
— О’к. Вам удобно будет подойти в Клуб завтра к вечеру?
— А и почему бы и нет! Конечно же подойду. Так, договорились?
— Договорились, я вас рекомендую. Да и вы не пожалеете. А сейчас, позвольте мне откланяться. Дела, Теодор Сергеевич, дела, вы уж извините.
Расшаркавшись, новые заговорщики распрощались.
Нифига себе, думал Теодор, вот тебе и «хорошая идея, Теодор Сергеевич», это, стало быть, теперь его собственная идея. Во оно как. Это, значит, Теодор сам напросился. Ох уж, Селифанов, вот же бизнесмен хренов. Потому у него и дела идут в гору — всё вывернет так, как надо именно ему. И реки потекут вспять, если он приложит руку, а рыба будет думать, что это она, рыба, повернула реку. Вот же «Челове-ек из Ке-емерова».
День подошёл к концу, художник провожал его на западном балконе с чашкой зелёного чая и думами о бренном и тайном.
Заговорить о новой предоплате он не смог. Не в его характере это оказалось. Ну и ладно, вынесет кривая, нам, русским, только она навсегда осталась верна. Может, ещё «авось», тоже работает исправно. На том и порешил. Но и во сне Теодора продолжали беспокоить размышления о Клубе. А утро готовило собственные сюрпризы.
Пространству свойственно откликаться на человеческие думы.
В жизни ничего не бывает однозначно.
Как в шахматах — в сложной ситуации можно выбрать десятки вариантов ходов, а всё одно, в конце игры кому-то объявят мат. Вопрос только — кому. Но, можно договориться и на ничью. В жизни не всегда можно договориться на ничью. Чаще, она оказывается чья-то. Так вот: поутру прибыл мальчик-курьер. Тот самый, галантный любитель мороженого. Новости порадовали — Мариэтта Власовна вернулась из штатов раньше намеченного. Причина замечательная — всё распродала. Пацан и пришёл сообщить, что Теодора ждал неплохой «зелёный» гонорар. Теперь проблема финансов опять отошла на второй план, да, на самом деле — исчезла. Вот тебе и раз и сказ. Теперь он больше не «вынужден входить в Клуб», как убеждал сам себя во сне, теперь он может тянуть столько, сколько хочет. А вот, хочет ли он тянуть, вот в чём вопрос. Да вопрос ли это? Не мужское дело — избегать приключений. Это ещё одна загадка русской души. Зачем отказываться от того, что предлагает жизнь?