— Большое дело. Да, можно так сказать.
Люк потряс головой, смутившись.
— Ты давно знаешь Шейна?
— Может быть две недели? — я круто играла, но внутри чувствовала больше страха, чем когда в Хартуме над моей головой пролетали пули.
Люк посмотрел на Шейна и ударил его плечом.
— У твоей девочки есть яйца, Шейн. Большие, большие и медные.
Шейн кивнул.
— Да именно поэтому я… да я знаю.
Мы забрались в лимузин. Он не был на прокат. Я не узнала его, но на кожаной обивке была вычурная буква «В».
В лимузине была элегантная пожилая женщина, серебристо-серые волосы, распущенные вокруг лица, пронзительные зеленые глаза, похожие на нефрит, прижавшие меня к моему месту. Каждый из братьев обнимал ее и целовал в щеку.
Я протянула руку и потрясла ее.
— Леона Ларкин, мэм.
Она перевела взгляд с меня на Шейна, положившего ладонь мне на бедро.
Когда она обратилась ко мне, ее голос был высоким и холодным.
— Вирджиния Сорренсен.
Она повернулась к Шейну и заговорила с ним так, как будто меня не было.
— Ты уверен, что это лучшее время для этого?
Голос Шейна был тяжелым.
— Другого времени нет. Мама, я знаю, чего от меня ждут, но я сделаю это по своему.
Вирджиния Сорренсен осмотрела меня с ног до головы.
— Очевидно, она достаточно хороша, чтобы правильно представиться, — она снова взглянула на Шейна. — Ты уверен в этом Шейн?
— Она был с нами в Судане, она потрясающая.
Знание того, что я была с ними в Судане, казалось, произвело на нее впечатление.
— Тогда она не слабонервная, — она посмотрела на меня, взяла мою руку, наклонившись вперед. — Еще есть время вернуться домой, дитя, тебе не нужно торопиться.
Я покачала головой.
— Все будет хорошо.
Вирджиния пожала плечами.
— Хорошо, тогда, — она перевела взгляд с меня на Шейна. — Когда свадьба?