Ответом ей было молчание.
Потом вступил Даниль:
— Знаете, что такое ваш хвалёный рай? Утопия во плоти. Цивилизация стасиса. Безвременье. Не буду спорить — это хорошая идея для тех, кто устал от жизни и хочет лишь спокойствия. Для тех, кто пережидает на пути в Сияние. Для слуг. Нет, право: я не вижу ничего плохого в служении, но это не совсем то, что нужно для истинного человека.
А потом они оба враз толкнули меня под бока. Продолжай, мол.
Я не ожидал. И какой из меня оратор, скажите?
Только едва я открыл рот… А до того внезапно обозрел окрестность до самого побережья, где вся вода кипела от лодок и катамаранов Морского Народа…
Обводы нашей поляны, вдоль которых выстроились ожившие Мечи… Все девять… Десять.
Клянусь своим будущим блаженством на Елисейских Полях, папаша мне подмигнул!
А мама, моя милая ламия, эринния и ведьма в одном флаконе, вскинула руку к плечу ладонью вперед.
От ломаной линии близких гор отделились цепи конников в круглых облегающих шапочках и темных крылатых бурках. Всадники держали у плеча круто изогнутые ятаганы, по-местному — кархи. Еще один отряд типа драгунского был при шпагах — видно, изготовился к пешему бою. Белые крылья трепетали и пели за седлами третьей волны кавалеристов, с саблями наголо, верхом на высоких злых жеребцах.
И это было далеко не всё, что я узрел.
Но достаточно, чтобы свет померк и слегка отодвинулся кверху. Хотя он и раньше нисколько нам не мешал. Лишь одному мне и то ненадолго.
— Вот что, — я хотел откашляться, чтобы голос стал глубже и солидней. — Одно я вам скажу, кто бы вы ни были. Сегодня хороший день для смерти. Так, по слухам, говорят северные индейцы, для которых главная победа — коснуться нагой рукой вооруженного противника. И нет доли лучше, чем умереть за родную землю — так говорили воины маори, а потом снабжали своих захватчиков-англичан едой и боеприпасами, чтобы те имели возможность хорошо драться. Земля Великого Лэна равно мягка для всех, кто туда ложится, — говорят через меня ее воины. На чьей стороне была и будет победа? Поразмыслите-ка… на пути обратно.
Потому что всё было кончено. Над нами снова мягко светился фиолетовый хрустальный купол. И горела на нем яркая, как бриллиантовая булавка, утренняя звезда. Венера. Чолпон. Люцифер.
— И дам я ему Звезду Утреннюю, — пробормотал я. — Дабы плодился он и населял землю. Это что — уже целая ночь как единый день пролетела?
И умолк.
Навстречу нам летели, описывая широкие круги, два крылатых единорога. Вороных, как все лучшие потомки великолепного Черныша и благородной Дюльдюль. Одетых огнистой зарей.
А верхом на крылатых единорогах сидели Марикита и Серенилья, свив воедино руки и тела, точно двойной кентавр.
Не думайте, что на этой пафосной ноте всё так-таки и закончилось. Ну, естественно, я сыграл роль Гора-младенца (ха!), но это была лишь роль. Именно ради нее мой милый Тор и моя дорогая Стелламарис отдалились от меня и позволили удивительной парочке динанцев сотворить из меня свое кровное дитятко. В смысле — обменяться кровью по сокращенному вампирскому ритуалу.
Дело в том, что истинное божество неуловимо и невоплотимо, на него можно только намекнуть. Очертить пустое, выразительно молчащее пространство или сотворить знак. Этот знак часто может иметь человекоподобную форму и даже в каком-то смысле подменить собой означаемое. В последнем случае он считается и почитается как символ — то есть штуковина рангом повыше, чем знак. Но проходит время, и Бог отряхивает со своей мощной руки перчатку и становится самим собой.
Я тоже стал самим собой: живым мечом, а не каким-то непонятным Гарпократом. Разве что обрёл несколько большую психическую уравновешенность и склонность к произнесению речей.
Летун не вернулся ко дворцу Фрейра-Юлиана и иже с ним. Вертдом не пришёл в новый Рутен.
Потому что они стали одним и тем же миром. Наряду с возрожденной Атлантидой, из коей получился отличный курорт для тех ба-нэсхин, что желали потрудиться на твёрдой почве. Остальные расселились по морям-океанам, ловят рыбу и водоросли, насыщенные йодом, и потихоньку растят сказочной красоты коралловые города, которым не страшен умеренный холод. Так Морской Народ выказывает благодарность народу сухопутному: ведь сам он издавна привык ко всему зыблющемуся, изменчивому и ненадёжному.
Сам народ сухой земли будет потихоньку меняться тоже. Но изнутри. Ибо в нём вольно гуляют гены старого Хельмута, что отрицают абсолютную ценность человеческой жизни перед лицом таких возвышенных материй, как долг, честь и справедливость. Гены Армана ал-Фрайби, Эстрельи и принца Моргэйна Старшего, говорящие о том, что начало новому миру и новому народу всегда кладёт священный союз брата и сестры. Ха, да ведь сама праматерь Ева была родом из мужнина ребра, повторял я за Данилем-искусителем.