И тут Варяг внезапно вспомнил, что он хотел сделать. Он хотел позвонить Вике. Академик Нестеренко вчера вылетел в Норвегию на очередной симпозиум, так что дочка осталась дома одна. Хотелось бы надеяться.
— Ты куда, Варяг? — крикнул Ангел, но тот уже выходил из кабинета. Отсюда звонить все равно было бесполезно. Да и не хотел он при всех. В ближайшей комнате нашел телефонный аппарат, набрал номер.
Трубку взяла Вика.
— Это я, Владислав, — сказал он, немного волнуясь.
Она обрадовалась, это было заметно.
— А я как раз думала о тебе! Думала, что ты давно не звонил, забыл, наверное, свою девочку.
— Как видишь, не забыл, — сказал он отрывисто и сразу спросил: — Ты еще помнишь, где я живу?
— Хоть я и была у тебя один раз, но память у меня хорошая! — язвительно выпалила она. — Ломоносовский проспект, двадцать пять, квартира восемнадцать.
— И ключи у тебя есть?
— Висят на почетном месте над письменным столом.
— Можешь ко мне приехать? Через… — он взглянул на часы, — полтора часа?
— Но я же не успею! Мне еще вымыть голову надо!..
— Не надо ничего делать. Я тебя хочу… видеть, а не твою прическу, — сказал он все так же отрывисто и повторил: — Через полтора часа у меня! — И повесил трубку.
За спиной уже стоял Ангел и улыбался.
— Я скажу своему человечку, чтобы подвез тебя. А то еще на гаишника нарвешься.
— Нет, я в порядке, — ухмыльнулся Варяг. — Ничего со мной не случится. С директорами институтов ничего случиться не может.
Он опередил ее всего-то на пятнадцать минут — едва успел прибраться в большой квартире. Едва успел взбодриться рюмкой водки, как Вика позвонила в дверь.
Варяг открыл дверь; Вика стояла сияющая, тоненькая, в коротком, обтягивающем ее точеную фигурку темном платье. Варяг молча втянул ее в квартиру и схватил, крепко сжал в объятиях. Потом, уже в комнате, откинул к стене, прижал, настойчиво, жадно поцеловал.
Ее лицо сразу стало испуганным и страстным одновременно. Он целовал девушку грубо, неистово, и Вика чувствовала, как всю ее пронизывают волны страха.
Подчиняясь его ласкам, она попыталась все же оттолкнуть его, но сразу почувствовала, что ей придется покориться.
— Владик, Владик… пожалуйста!..
В ответ его руки проникли ей под платье. Подол мешал и он рванул материю — да так резко и порывисто, что разорвал. Вика ощутила его горячие ладони на своих бедрах. Его пальцы упрямо проникли под тонкие трусики, вбежали во влажное ущелье, потом стали стаскивать платье. Когда ему это удалось, он просунул ладони под лифчик и крепко сжал круглые дыньки грудей.
— Не надо, Владик!.. — простонала она, но он уже, даже не попытавшись снять, просто разорвал на ней трусики.
— Пожалуйста…
Они лежали на полу, ее спина чувствовала жесткий ворс ковра, а он тяжело навалился на нее сверху, пытаясь справиться с брюками, стащить их прямо на ней, придавливал, вминал, вызывая в ней волны страха, боли и неистовой, неистовой страсти…
Все же она еще пыталась бороться, пыталась оттолкнуть его, но он уже втискивался, впихивался, вталкивался. Ее страх рос, она испытывала такой трепет, такой ужас, и все это замешенное на чем-то, чему она не могла дать названия, что незаметно овладевало ею, спасительно заставляя забыть обо всем.
Он словно распял ее на полу, прижав к ковру широко раскинутые руки и изо всех сил вбивая разбухший горячий член… Это не могло долго продолжаться. Он кончил, хлынула сперма, заполняя ее, и в этот миг, в последнем проблеске рассудка перед тем, как самой ощутить мощный прилив оргазма, она вдруг поняла, что никогда прежде не испытывала такого страшного, безумного, всепоглощающего наслаждения, которое сейчас даровал ей этот мужчина, и, прежде чем уйти, потерять сознание, умереть, может быть, она с неожиданной силой, заставившей его охнуть, сжала, сдавила его руками и ногами, чтобы удержать, не выпускать… остановить мгновение!..
Глава 37
И Москве шел дождь, и, что самое неприятное, в Европе тоже шел дождь. Хотя, разумеется, было не в пример жарче.
Здесь, в Барселоне, кроме жары, было еще и знойно, душно, а мелкий моросящий дождик не помогал, а лишь создавал ощущение парилки. Варяг оказался за границей неожиданно. Еще два дня назад и думать не думал ни о каких Европах, одна была забота — партийная касса, которая продолжала какими-то неведомыми для него путями утекать за границу — без него, в обход него; и это злило ужасно. Хорошо еще предвыборная кампания уверенно набирала темп. Ангел блестяще провел работу на местах, мешки с подписными листами были уже в Москве, зарегистрированы, рекламная кампания новой партии уверенно набирала обороты.