Только внимательный взгляд мог бы увидеть закономерность. Смерти бывших цековских работников последовали одна за другой в течение двух-трех недель, и пусть доказательства личной воли покойных были бесспорны — предсмертные записки, магнитофонные и даже видеозаписи — внимательный наблюдатель мог бы и усомниться в их добровольном уходе из жизни.
Владислав усмехался, читая подробности: один выпрыгнул из окна с пятнадцатого этажа, другой сунул в рот ствол охотничьего ружья, причем нажимал курок большим пальцем ноги, кто-то включил газ на кухне и тут же, дабы исключить вероятность ошибки, повесился над плитой, или спрыгнул с железнодорожного моста под проходящий поезд…
Даже Гоша, вернее, Георгий Яковлевич, поражался: его-то задача сводилась к тому, чтобы отдать по телефону приказ, назвать ключевое слово, а все остальное доделывало беременное неосознанной виной и страхом подсознание.
Журналисты, разумеется, пытались связать все эти загадочные смерти воедино, но за неимением точной информации их предположения так и остались в сфере домыслов. Тем более что оставшиеся в живых свидетели молчали не менее твердо, чем и их бывшие усопшие товарищи по партии.
Эту страницу можно было спокойно закрыть.
Другое Владислава волновало и радовало несказанно. Идеи с созданием новой партии неожиданно материализовалась. Новая республиканская партия, основой которой стали бывшие зэки, осужденные еще при советской власти за «экономические преступления» и самой спецификой своей жизни приученные к жесткой дисциплине и, значит, самодисциплине, не имела тех червоточин, которыми были изначально заражены правые и левые организации: внутренних склок, обидчивости лидеров и амбициозной конкуренции за власть и влияние.
Странно, думал Владислав, перелистывая страницы газет и журналов, странно, что мало кто из читателей понимает, — все нынешние события, все эти смерти бывших партийных чиновников, голословные обещания демократов, крах всесильной империи — все это только составные части многоплановой операций, разработанной новым русским бизнесом. Неумолимый бульдозер истории закатывает в грунт неспособных принять новые правила игры, но для него, смотрящего по России, правила игры совершенно иные, чем для других. Являясь победителем, стремясь стать сильнее всех, он боролся не только за себя, но и за всех воров. Воры — его семья, и только плохой отец не заботится о своих детях.
Одновременно поддержка многотысячной семьи заставляла Варяга чувствовать себя сильным, как никогда. Он был защищен со всех сторон: кредит доверия воров к Варягу во всех регионах России лишь возрастал; он, Владислав Геннадьевич Щербатов, упрочил свое положение и в политических кругах — ни один из его политических противников не имел такой массовой поддержки, как он…
Он не сомневался: при окончательном подсчете голосов станет окончательно ясно, что на небосклоне России взошла новая звезда.
Варяг уже строил планы, готовился создавать союзы и блоки с другими победившими партиями, готовился привлечь на свою сторону влиятельных и авторитетных людей из академической среды, чтобы они помогли ему создать нужный антураж. Он продолжал приезжать в институт, работал над рядом новых проектов, но все его внимание занимала теперь новая игрушка — политика. Теперь Владислав Щербатов был нужен всем, его внимания искали сослуживцы, чиновники из администрации президента, бизнесмены, политики. Его звали на конференции, приглашали в президиумы и включали в разные комиссии.
Единственное, что сейчас его тревожило, это как найти золотую середину между его все возрастающей известностью, которая подразумевала иногда заявления и поступки, с которыми, как вор в законе, он был совершенно не согласен, и мнением «законников», пристально следящих за своим выдвиженцем. Надо было действительно вариться в политическом супе, чтобы понимать ничтожность сказанных слов, да и совершенных поступков тоже. Ради большой цели можно было, конечно, и погрешить против воровской совести. Но поймут ли его друганы необходимость новой тактики?
Он надеялся, что поймут и одобрят его во всем.
Сейчас Варяг спешил в институт. График на сегодня у него был расписан чрезвычайно плотно. Во второй половине дня надо было провести встречу с избирателями, да не где-нибудь, а в мэрии. Оказывается, в мэрии тоже работали его избиратели. Это был приятный сюрприз.