Валуев с нажимом произнес: «мое дело» и «мне лично».
— Двадцать процентов, — вдруг подал голос сидевший до сего момента тихо Ангел.
В то же мгновение Валуев взорвался. Маска невозмутимого чиновника и светского денди была отброшена, предки крестьянина, готового за свой кусок — земли, хлеба! — пойти на смерть, не щадя ни себя, ни тем более врага, продрались наружу, вылезли на волю… Валуев перегнулся через стол и дотянулся до лацкана светло-голубого пиджака Щербатова, сгреб в кулак тонкую материю, со злобой бросив в лицо гостя:
— Ах ты урка вонючий! Передай своему пастуху, что ничего вы от меня не получите. Да я сам лично сжег бы всю краснодарскую пшеницу, лишь бы вам, трутням, ничего не перепало. Ишь ты, пришли на все готовенькое и условия мне тут ставят! Знаешь человека по имени Михаил Сергеевич Горбачев? Так вот мой отец с ним в крайкоме двадцать лет отпахал — причем сначала Михал Сергеич у него под началом трудился, а потом мой батя — под его. Мы с ними почти соседями были, вместе, понимаешь, в санаториях отдыхали. Да стоит мне сообщить в Политбюро о вашем здесь появлении, вас живо упрячут туда, где вам самое место — на зоне! — И с этими словами Валуев кивнул на синих ангелов, парящих над крестом. — Так и передай своему хозяину. Крышу мне, бандюки, предлагают! Ишь ты!..
Валуев, тяжело дыша, откинулся на спинку кресла, вынул платок, вытер вспотевшее лицо и стал обмахиваться.
Варяг расправил лацканы, смахнул невидимую пылинку. Ангел видел: железное спокойствие Владислава улетучилось. Сейчас ему, конечно, было бы куда приятнее кончить этого глупого фраерочка на месте, но обстоятельства и, главное, интересы дела не позволяли думать о столь приятном…
— Вряд ли нам стоило ссориться, как… на базаре, — произнес Варяг, угрожающе мазнув взглядом Валуева. Он встал и двинулся к дверям. Ангел заторопился за ним.
Они вышли не попрощавшись.
Все-таки этот краснодарский хлюст его разозлил. Когда оскорбляют доверенного человека Медведя, дело просто не может остаться безответным…
Когда ехали обратно в гостиницу, Владислав уже мысленно составлял план дальнейших действий. В гостинице он сразу позвонил Мухе, заручился его согласием дать ему свою пехоту для реализации согласованного заранее «плана Б» и начал действовать.
Все должно было произойти сегодня же ночью.
Александр Петрович занимал шикарный трехэтажный особняк на окраине города, в зеленой зоне. Вечером Ангел сгонял туда на разведку Первое, что бросилось ему в глаза, — то, что охраны здесь было больше, чем это требовалось даже для участка в два гектара. По двору среди хозяйственных построек сновали молодые парни в камуфляжной форме, многие держали на поводке собак. Преобладали ротвейлеры — мордастые, плечистые, крутобокие. Впрочем, были и овчарки, причем отнюдь не маленькие, тоже устрашающе скалившие зубы. За особняком виднелся пруд, чью спокойную водную гладь то и дело вспарывали выпрыгивающие рыбины килограмм на пять каждая, не меньше. Подступиться к дому можно было со стороны реки — там охранников вообще не видно было…
Тиха краснодарская ночь! Ангел только что убедился, что все люди расставлены по местам согласно плану, и теперь мог немного расслабиться, осмотреться по сторонам. Варяга, несмотря на его возражения, оставили в гостинице — не фига было ему светиться, мало ли как могло пойти дело!
Полная луна высоко висела над рекой, и в ее зыбком свете, в серебряном дрожании бегущей воды темнел большой катер, огни которого — на носу, корме, над рубкой — казались бледными в ярком сиянии ночного светила.
Конечно, для нападения на усадьбу ночь была явно выбрана неспроста — все было видно как днем. Или почти как днем. Но Ангела это совершенно не беспокоило. Он был уверен, что охрана, так бдительно шнырявшая по двору днем, ночью снижала бдительность. Ясно, что ни у хозяина, ни у его стражи и в мыслях не было, что кому-то взбредет в голову нарушить ночной покой самого товарища Валуева.
А яркая луна даже могла помочь. Ангел приказал своим снайперам влезть на близстоящие деревья, с которых хорошо просматривался двор. Он распорядился прежде всего отстреливать собак, то и дело взлаивающих за оградой. Ну что, пора? Взглянул на часы — стрелки были ясно видны: полвторого ночи. Все его люди были в масках. Натянул маску и на себя.
Вот теперь точно пора!