По сигналу Ангела все бросились вперед, к высокому забору, окружавшему одиноко расположенную усадьбу. Летели черные тени, словно посланцы ангела тьмы — между деревьями, по открытой лужайке за домом. Вдруг злобно, яростно взвыла собака, тут же раздался одинокий выстрел. Лай сменился жалобным воем, — стих. Но мгновенно все вокруг превратилось в ад: казалось, все собаки края разом завыли, залаяли, в окнах первого этажа вспыхнул свет, затем двор перед особняком осветился прожекторами, забегали люди, загрохотали выстрелы, замычали, заблеяли, завизжали животные. Ангел на бегу удовлетворенно ухмыльнулся, — это он приказал для усиления паники прежде всего стрелять по коровнику и свинарнику.
Забор близко. На бегу несколько человек ударили с плеча гранатометами. Забор в двух-трех местах разнесло в щепы, паника усилилась, со двора раздались автоматные очереди, тут же, правда, смолкшие. Ангел отметил, что автоматчиков сняли снайперы. Собаки к этому времени смолкли.
Ворвались во двор. Громко вопя для усиления ужаса, кинулись в дом. Одного из нападавших тут же подстрелили из-за угла.
Тем временем люди Ангела споро поджигали подсобные помещения. В коровник, конюшню и свинарник кинули по зажигательной гранате. Потом стали палить из автоматов. Животных было жалко, Ангел надеялся, что мучения их будут недолгими.
Из пятнадцати человек охраны в живых осталось семеро, но тех обезвредили. Трое были ранены, но несерьезно. Только у одного болталась перебитая рука. Ангел прикрикнул на пленников, чтобы те помогли товарищу.
В дверях дома показалась высокая худая фигура. Александр Петрович Валуев, не веря глазам своим, взирал на разорение. Он сбежал вниз по ступенькам и бросился к стоящему посреди двора Ангелу. Хозяин всмотрелся в черную маску и, видимо, узнал. Узнал голос, может быть, фигуру сегодняшнего гостя. Валуева схватили сзади за руки.
— Ты, ты!.. — задергался он в цепких руках.
— Мудак ты, Валуев! — врастяжечку произнес Ангел и, сделав шаг, от души ударил Александра Петровича по лицу — раз, другой. У Валуева мигом заплыл глаз, из разбитых губ текла струйка крови. — В следующий раз смотри, с кем разговариваешь. За языком следи. И помни: то, что можешь себе позволить со своими жополизами, с ворами — нельзя!
Ангел сделал знак, и в окна дома полетели зажигательные гранаты. Огонь с гудением пронесся по первому этажу, вырвался в окна — не удержать!
— Ты дурак, — повторил Ангел.
Тонко завыл словно очнувшийся при этих словах товарищ Валуев и упал на колени. Ангел приказал отступать. Где-то далеко уже тонко голосили пожарные машины, спешащие на издалека видное в ясную ночь зарево пожаpa. С ними, наверное, спешат и менты. Спешат узнать, что происходит. Милиция, впрочем, не особенно спешит, ухмыльнулся Ангел, небось почуяли неладное: в здешних краях просто так красного петуха большим людям не пускают — лучше держаться в сторонке… а то как бы не нарваться на пулю…
А полная луна все так же одиноко сияла над Кубанью, и медленно неслись тихие воды сквозь серебряный лунный столб, мостом переброшенный через реку.
На следующий день Варяг и Ангел вылетели в Москву. Еще через пару дней Ангела задержали на Пушкинской, но двадцать пять человек засвидетельствовали, что он всю неделю безотлучно находился в столице. И его отпустили.
А еще через пару дней Александр Петрович Валуев сам связался с Мухой, тот перезвонил в Москву Варягу — и сообщил, что дело улажено. Но теперь на новых условиях, заметил Варяг. Он милостиво позволил Валуеву получить пять процентов акций нового акционерного общества, которое тот номинально и возглавлял, будучи гарантирован от иных непредвиденных неприятностей.
Глава 27
Минуло четыре года после окончания университета. Пролетели мгновенно, как и годы учебы. Что было за эти восемь лет, прошедших с того памятного момента, как впервые явился перед его сонным взором Ангел? Многое, многое. Четыре года учебы в университете, защита диплома, аспирантура экстерном под руководством академика Нестеренко, не оставлявшего вниманием своего любимца. Через два года — новая защита, уже докторской диссертации, защита, прошедшая как-то незаметно, словно бы никто, в том числе и сам Владислав, не придавал ей особого значения — так, эпизод, шажок к вершине, наконец-то достигнутой.
Да, в это было трудно, непросто поверить: он — доктор экономических наук! Член научной элиты, принявшей
в свои ряды нового ученого коллегу. Но не знали они, что за фасадом респектабельности, которую умело изображал Владислав Щербатов, скрывался простой парень в привычной робе зэка, вор в законе, живущий совершенно в другом мире, по законам иной морали и по другим принципам…