— Да объясни ты нормально в другой раз. Не обязательно пугать возгласом.
Она ничего не отвечает, только больше вцепляется в предплечье, что сопровождается невыносимой и ярко вспыхнувшей болью. Ничего не остаётся, кроме как следовать за незнакомкой.
Время. Оно явно здесь течет иначе. Вира догадывалась об этом, но сегодняшний день дал ей уверенность в верности своих предубеждений. Не могли часы так быстро пройти незаметно.
По традиции, незнакомка принимает свою позицию чуть поодаль, а Вирсавия открывает створку дверей, впуская владельца.
— Добрый вечер, Вирсавия Риис, — здоровается зашедший старик, принося с собой свежесть желанной вольности.
— Добрый вечер, Атанасиус Васерваль, как погода на свободе? — не может сдержаться, чтобы не спросить съязвив.
За спиной так и чувствуется напряжение, что исходит от незнакомки.
— Вирсавия Риис. Мне казалось, мы завершили эту тему и поставили на ней точку, — старик заметно мрачнеет.
— Её завершили лишь вы, но не я, — злится Вир перебирая воспоминания и не вспомнив разговора про свободу. Только лишь реплику, что выскользнула и со рта незнакомки и старика, что выхода нет. — Я хочу на свободу и это не обсуждается. Я обещаю не заявлять в полицию на вас, если выпустите меня прямо сейчас! — девушка крестит на груди руки не думая отступать, хоть и нервы шатаются от избытка храбрости своей хозяйки.
Старик продолжает оставаться сдержанным, как и всегда, только брови медленно взмывают вверх. Молчит задерживая испытывающую паузу. И это работает. Вирсавия теряет всю свою мужественность и бесстрашие уже сотню раз пожалев о том, что открыла свой рот, ведь выдала свои планы, да и вспомнив, что творится в кабинете, счастливый исход событий равен разве что нулю.
Васерваль обойдя Вирсавию, направляется к темному коридору, а девушка остаётся лишь ждать ярости и небось, что ещё. Зажмурив глаза и даже не оборачиваясь вслед, ждёт, пока не прекратятся шаги и не раздается сдержанный, но злой возглас. Холодок предшествующий ожидания проходится по спине.
Никаких шумов. Полное беззвучие. Обернувшись, незнакомку взглядом не находит. Удалилась незаметно, проскользнув тенью к лестнице. Да и Вирсавия её за трусость не винит.
Простояв минут пять в холле, около дверей и не дождавшись ни крика, ни злых слов, ничего, проходит в тёмную каморку думая, как запереться и быть в безопасности. Ничего не получается. Щеколда есть только с внешней стороны.
Принимается сновать то назад, то вперёд, нервно кусая щёку.
— Даже не ответил ничего! Вот ведь, ископаемое старое! С чего это я вообще беспокоилась о его личном пространстве? — заговорила сама с собой, хоть как-то выплёскивая свои эмоции. — Напыщенный, самовлюблённый, чопорный, бессердечный, — чуть не крича описывает старика. — Совершенно безразличный, бесцеремонный! Нужно было письмо прочитать, да и рассмотреть картину, что так занавешена тайной, когда была возможность.
Вира продолжает свою тираду, выплёскивая всю свою злость, только когда она заканчивается, нападает кое-что страшнее. Грусть и самобичевание.
— Ненужно было ссориться со своей соседкой. Следовало отнестись более спокойно, зачем было уходить куда глаза глядят, совсем не зная дороги, совсем не подумав о последствиях. Иногда ведь нужно засунуть свой характер куда-то подальше! Вирсавия, ты неисправима, ну угораздило же! — глаза защипало, что есть, вестник слёз. Опрокинув голову, часто заморгала еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. — И что тебя подкупило? Старое здание и вьющиеся растения, Вир!
Глава 5 «Всё игра»
***
- Что произошло здесь, Седрик? - как только Васерваль зашёл в дом, почувствовал неладное, теперь может видеть это своими глазами.
Ворон вылетает из своего убежища, мягко приземляясь на стол и складывая крылья.
- Я пррредупрреждал о ней, — злобно гаркает ворон, важно подняв клюв. - Вредная выскочка.
- Я спросил, что произошло? - повторяет свой вопрос с нажимом, всё ещё стоя у закрытой двери и видя излишний порядок в кабинете и незанавешенную картину.
- Вирррсавия, - протягивает с отвращением, как будто сочетания этих букв самое мерзкое, что есть на этом свете, — она ворррвалась в кабинет в твоё отсутствие и вынюхивала словно кррыса.
Атанасиус промолачивает и наконец сняв свою шляпу и пальто, вешает их на напольную вешалку, что располагается сразу по левую сторону от входа.
Можно было догадаться, что нечто подобное случится и Атанасиус небыл зол на Вирсавию. Даже за то, что ворвалась, даже за то, что обнажила картину, чьего художника Васерваль ненавидит, а изображению девушку боготворит. Черная ткань висела целую половину века, скрывая портрет не только от посторонних глаз, но и от взора самого Васерваль.
Мягкие черты, чуть бледное лицо. Взгляд устремлён куда-то в бок и веки чуть прикрыты, так, что совсем не видно зрачков. Чуть поджатые губы, налитые кровью и так точно прорисованные ненавистным сердцу, художником, что называл себя Церером. Маленькая дамская шляпка, украшенная живыми цветами астры, дополняют картину и так точно описывая любовь милой девушки к этим цветам.
Каждый раз, как любовался портретом, в сердце врезались ножи, вот, как и сейчас.