«Спокойных сновидений.»
Пол часа длятся словно вечность. Нет желания смотреть в окно и надеяться, что дорога никогда не закончится. Лёгкость и беззаботность, что сопровождает, как правило, в каждых поездках, не считая случаев когда укачивает, смотря в окно и наблюдая за меняющимся видом.
По приходу в комнату, переодевается в пижаму и поваливается на кровать, хоть и спать совсем нет желания.
Каждый шорох начинает напрягать, а слёзы вновь скользят по щекам против воли, вспоминая и будто заново переживая прошедшие мгновения.
От самобичевания отвлекает уж знакомый скрежет, что доносится с улицы. Подкравшись неслышно и аккуратно к окну, резко сдвигает шторы, ожидая, увидеть белку, что прыгает по оконным отливам, но замечает ворона, что клювом царапает стекло окна. Птица оказывается бесстрашной и никак не желает улетать, даже после нескольких стуков костяшками пальцев по стеклу.
***
— Мне нужна энотерапия. Я любила его на протяжении всей сознательной жизни, — кричит Генриетта со злостью.
— Кого?
Рита уж час повторяет о своей неразделенной любви и о скотском к ней отношении, но так и не объяснила всё понятно. Лишь снует по комнате обильно жестикулируя и причитая.
— Захария!
— Разве вы не друзья?
— Да, друзья, — девушка наконец садится, — я ведь поступила именно в этот университет, чтобы быть ближе к нему. Мы были друзьями и я не захотела признаваться в своих чувствах, чтобы не рушить наши тёплые отношения. Но вчера, когда ты ушла, я напилась и в итоге призналась, — вздыхает морщась от тяжести воспоминаний. — Оказалось он мне нужен на много сильнее, чем я ему.
— Мне очень жаль, — даже не знает что и сказать. Совсем нет опыта в утешении людей, да и лишнее ляпнуть тоже страшно.
— Всё впорядке, — отвечает Рита сжимая губы и смотря куда-то сквозь стену. — Не могу же я заставить полюбить себя. Просто я его люблю сильно, а он меня чуть-чуть. И этого чуть-чуть хватает лишь на дружбу.
Девушка говоря об этом не плачет и не растраивается, на это потрачена вся ночь и собственно весь день тоже. От бессилия пропустила первый день учёбы, посвятив его самобичеванию, но это по крайней мере помогло осмыслить и принять неизбежное. В результате выплескивания своих негативных эмоций пострадали все тарелки и кружки, но Вира еще об этом не знает. Не знает, что есть им придется со сковородки, пока не приобретут новую посуду.
Генриетта столько лет прятала свои чувства и не показывала их. Никогда не планировала признаться, но это случилось. Возможно заиграла ревность из-за сближения Вир и Захария. Плюс ко всему алкоголь сделал свое дело, отбросил страхи и все остатки способности дальновидности.
Теперь же, остался лишь страх разрушения столь долгой дружбы. В детстве с Захарием не играли и на это были свои причины. Ему нужен был друг и этим единственным другом была Рита. Только потом Захарий повзрослел, переехал. Теперь никто не знает об его прошлом, о семье. Появились и другие друзья кроме той единственной. Теперь Захарий не так привязан к Генриетте, не так зависим от неё.
— Кстати ты говорила, что этот Атанасиус пригласил тебя в гости? — меняет тему девушка, облегчив, душу и более не желая возвращаться к этой теме.
— Не приглашал, а сказал заходить в любое время потому что мне нужна будет помощь. Видимо с сочинением. Но это только из вежливости.
— Да ладно, одно и то же, — отмахивается. — От этой работы зависит наша отметка, а я собственно не слушала совсем. Да и большую часть времени тебя искала, думала стало снова плохо.
— Можно попросить у кого-то, кто еще был, — предлагает Вирсавия совсем не желая возвращаться.
— Да спрашивала уже, — скрестив на груди руки закатывает глаза. — У каждого свои отговорки. Пойдешь? — этот умоляющий взгляд когда-то сведёт Вир в могилу. Никогда из её просьб не выходит чего-то путного, каждый раз новая катастрофа.
— Ладно.
Вот Вирсавия уже у двери. Подкрадывается мысль, что совершила огромную ошибку соглашаясь на подобную авантюру, а ведь прихватила с собой тетрадь и ручку для записей. Впрочем, отступать поздно и поэтому, пока головку не посетили еще какие-нибудь мысли, что убедят повернуться и отправиться обратно, отворяет дверь.
В холле включен свет, но никого нет.
— Есть здесь кто-нибудь? — протягивает девушка слова словно резину, от чего образуется эхо.
Никого, абсолютно никого. На часах пять вечера.
— Хозяин скоро вернётся.
Девушка повернув лишь голову к источнику звука, застывает на месте. Незнакомка стоит в белом облачении, с длинной косой, что от неудобства перебрасывает через плечо. А светлые голубые глаза, что почти сливаются с белками, кажутся холодными и пустыми. Они смотрят будто сквозь, от чего не по себе.