— Можно было подумать, что за умение писать картины, но нет. Чаще всего комплименты слышу про внешность, в частности глаза, — Говорит это немного расстроенно. Да и кто обрадуется подобным комплиментам если они преследуют всю жизнь. Сколько бы человек не добился в жизни, хвалят и делают комплименты из-за внешности, которую и выбрать нельзя и совсем не является его заслугой. — Посмотрите на них. Они и впрямь чудесны! — Откинув грусть, подходит к гостям расширивая свои глаза и демонстрируя всю их красоту. Предлагает посветить в них, чтобы увидеть все крапинки.
— Пожалуй тоже выберу правду. Что будешь делать двадцать четыре часа до смерти? — вращает пластиковую бутылку, а Вира в голове читает все молитвы, что знает, чтобы вопрос её ни как не коснулся, ибо совсем никогда даже и не задумывалась о подобном.
Молитвы видимо были услышаны и на очереди по ответам на вопросы становится Генриетта.
Её ответ можно было предугадать. Спиться и быть в состоянии, в котором будет уже всё равно на мрачное окончание жизни. Возможно этот миг будет и не мрачным, но разве смерть не всегда удручающее событие?
— Выбираю действие. Нарисуй усы на лице.
Мучеником стал Захарий.
— Теперь ты больше похож на художника, — взрывается Вира от безудержного хохота. — Второй Сальвадор Дали. Впрочем, ты похож на него больше, чем он сам.
Усы ниточки, что вздымаются вверх, веселят девушек каждый раз, как попадает на Захария взгляд.
— Действие. Изобрази свой дьявольский смех.
Вира набрав в легкие как можно больше воздуха, в начале выплюнув жвачку, что жевала всё время проведенное в гостях, представляет себя тем самым злодеем из сказок, что злорадствует над неудачами главных персонажей, что обычно представляются белыми и пушистыми.
Теперь усы Сальвадора Дали отступают на второй план. Дьявольский смех оказывается на много более интересным занятием, что попробовала и Рита, и Захарий.
— Правда, — выбирает Вирсавия и немного подумав, спрашивает. — Нарушил или нарушила бы закон, мораль, табу и принципы ради того, кто дорог?
— Да, — и не подумав отвечает Захарий, как только бутылка указывает в его сторону, словно это лёгкий вопрос, на который он точно знает ответ. И ответ этот такой невозмутимый, что звоном распространился по гостиной, отскакивая от пустых стен. Былой смех мигом исчезает прекратившись.
— Напиши "Я тебя люблю" случайному контакту, — игра продолжается, а выбор Захария пал на действии.
Генриетта достав свой телефон с кармана, закрыв глаза прокручивает все контакты и нажимает на рандомный. Не смотря кто это, печатает сообщение и отправляет не глядя.
Слышится звук уведомления и Захарий смотрит на экран своего телефона, после чего показывает его гостьям.
Сообщение от Генриетты "Я тебя люблю".
Случайности бывают слишком жестоки иногда.
Рита, чтобы рассеять в памяти этот момент, мигом говорит свое действие, сменяя тему, что и правда помогает забыться самопроизвольности.
Это было последним раундом, к тому же уже поздно. Только он остался в памяти каждого.
— Может повторим? — подмигивает Рита уже который раз подкалывая подругу.
Перед сном еще раз повторяет, а Вир закатив глаза, закрывает лицо одеялом от смущения.
Проходят две недели. За это время Вир приходилось всячески избегать Атанасиуса Васерваль, что ей искусно удавалось делать. Возобновляет свой прежний режим - десять тысяч шагов в день, что помогает и проветрить голову, и не сидеть то на учёбе, то за выполнением заданий всеми днями, и хоть как-то отвлечься от недавнего происшествия с Ритой.
Вот и сейчас Вир идёт в прокуратуру который раз для дачи показаний. Слишком много вопросов и мало ответов, и все как один утверждают, что это был несчастный случай. В глазах каждого, произошедшее предельно логично. Девушка выпившая залезла на крышу, не сумела удержать равновесие и упала разбившись насмерть. Только Вирсавия не намерена мириться с подобным выводом.
Нужна более весомая причина, чем представляющаяся перед глазами. В университете и вовсе ходят слухи о самоубийстве, но Вир знает что это не так. Точно знает.
Труп к утру нашёл Захарий, а Вира еще не говорила с ним. Наверняка ему тяжело справляться с потерей друга детства.
Девушка звонит другу, названному брату.
— Я пишу новую картину. Приходи сейчас, — голос звучит подавленным и грустным, что такому светлому и жизнерадостному человеку совсем не подходит.
После тысячу и одного вопроса, на которые Вир уж уйму раз отвечала, направляется к Захарию. Знает, что попросит побыть натурщицей. Хоть этого совсем не хотелось из-за множества минусов этого дела и не умения долго стоять на одном месте. Только теперь это и неважно.
Собственно совсем не ясно, Вир идёт утешать Захария или сама ищет утешения.