— Замолчи, — кричит дрожащим голосом девушка не в состоянии более слушать. В тем более о тёплых чувствах, о сестре, что так не стыкуются с его ужасными действиями.
— Не печалься о том дрянном, на одного монстра теперь на Земле меньше. Они никогда не обитали под кроватью, они заточены в людях. Он был одним из таких и теперь его нет.
— Один монстр передо мной, Захарий, — как бы не хотелось этого признавать, но это так.
Содеянное не парок, а преступление. Даже хуже преступления, поскольку виновник вины и не чувствует. Он считает, что сделал это во благо, не понимая, что сам превратился в монстра, от каких так хотел избавить мир.
Он поглумился над трупом превратив в порошок и пустив на небо под видом фейерверков. Вспоминая те эмоции и свои радостные глаза, что сияли от восхищения подобным захватывающим дух шоу и красивым огонькам, что так прелестно спускались с неба отражаясь в водах озера, становится без того хуже. Если бы только знала.
Самые прекрасные воспоминания вмиг превращаются в песок со вкусом гнили и запахом плесени.
— Генриетта. Ты и её убил? — ком застревает в горле, а глаза застилает пелена от выступающих слёз.
Глава 16 «Разрушение грани»
Вир совсем не хочется верить в то, что сейчас услышит нечто, чего слышать не желает. Была мысль попросить не рассказывать. Получив положительный ответ, мир рухнет безвозвратно.
- Верно, — отвечает Захарий сделав последний шаг и заключив девушку в объятия видя перед собой лишь ту маленькую и беззащитную сестру, что у него отобрали. Которую следует защищать от отморозков, что кишат в обществе под масками людей, но ими не являются.
Вир не двигается затаив дыхание и из последних сил пытаясь сдержать всё вырывающиеся всхлипы и рыдание. Не обнимает убийцу в ответ, прижав свои руки к груди.
Следовало бы вырываться, попытаться высвободиться, но ничего из этого Вир не делает. Обжигающие кожу капельки солёной жидкости стекают по щекам задерживаясь на подбородке.
Оперевшись лбом о плечо в миг ставшего ненавистным человека, плачет от горя и скорби. Нет эти чувства не направленны к Генриетте, чей холодный труп всё еще лежит в тесной ячейке морга. Со смертью она справилась и приняла её, по крайней мере повторяла себе, что приняла пытаясь поверить в собственную ложь. Горечь скорее от того, что практически брат так поступил. Теперь монстр утешает и от осознания, по телу пробегаются отвратные холодные мурашки, но в то же время совсем не хочется признавать, что рядом монстр, что так нежно обнимая ободряюще и утешающе, проводит горячей рукой по спине и прижимает к груди. А там есть сердце?
- Её желание перед смертью было напиться и я с милосердностью выполнил её последнее желание.
Вирсавия вспоминает игру "Правда или действие с бутылочкой". Вспоминает вопросы, да и этот ответ Генриетты о последних двадцати четырёх часах. И еще кое-что:
"- Правда. - выбирает Вирсавия и немного подумав, спрашивает: - Нарушил или нарушила бы закон, мораль, табу и принципы ради того, кто дорог?
- Да, — и не подумав отвечает Захарий, как только бутылка указывает в его сторону, словно это лёгкий вопрос, на который он точно знает ответ. И ответ этот такой невозмутимый, что звоном распространился по гостиной, отскакивая от пустых стен. Былой смех мигом исчез прекратившись."
Вир еще тогда показался ответ не сказать что адекватным, но полным честности, хоть и устрашающей. Невероятно, тогда он практически признался в преступлении.
- Она была твоей подругой, она была нашей подругой, - проговаривает всхлипывая не сумея предположить что случилось в ту ночь.
- Генриетта переступила черту поцеловав тебя, Вирсавия. Ты этого разве не понимаешь? - звучит печаль в его словах, но у девушки они вызывают лишь злость.
Наконец выбравшись из объятий и толкнув Церера в грудь, спешно вытирает солёную жидкость с щёк.
- Мы лишь играли. Поцелуй был только глупым действием, Захарий, что следовало выполнить. По чистой случайности бутылка указала на меня, хоть я и уверенна, что Генриетта пожелала бы поцеловать тебя, — Вир почти кричит, но всё бесполезно. По лицу собеседника видно, что все слова пусты и его они никак не трогают. - Это не повод обрывать человеку жизнь. Ничего не может стать поводом этого сделать.
Мужчина остаётся совершенно спокоен, только если не считать грусти, что так охлаждает цвет глаз.
- Признайся, скажи, что это нелепая шутка. Лишь скажи и мне не придётся ненавидеть тебя всю оставшуюся жизнь. Не придётся заявлять в полицию. Знаю, что ваш юмор с Ритой иногда заходил слишком далеко, теперь забава тоже зашла слишком далеко, — Вир следит за собеседником, ища в глазах хоть какое-либо изменение эмоций. Вот сейчас он улыбнётся своей широкой заразительной улыбкой. Сейчас скажет, что перегнул палку и слишком вжился в роль.