Вир спешно кивает безостановочно в подтверждение вопроса о красоте картины.
— Давай забудем о случившемся, забудем и начнём всё сначала. Более не станем друг друга расстраивать, верно?
Вирсавия лишь кивает косо смотря на шприц с кровью, что всё еще у него в руке.
Художник отходит к холсту и становясь со стороны, чтобы не закрывать собой картину в чёрно-белых тонах.
Подводит шприц к картине и надавливает на поршень. Картина начинает плакать кровавыми слезами. От зрелища перехватывает дыхание. У Захария от понимания гениальности своей идеи, а у Вирсавии упадок последних крупиц надежд.
Черно-белый и алый совершают адский контраст.
— Запомни сегодняшний день, сестренка, с этого момента эта картина единственная, кто будет плакать твоими глазами.
Капли кровавых слез медленно стекают по нарисованным щекам. В воздухе витает металлический запах.
Закончив своё представление, художник подходит снова к Вир и аккуратно помогает встать, удерживая за плечи. Разрезанные веревки падают на пол и мужчине приходится взглянуть на них, заметив и нож в напряженных руках.
— Отпусти меня, — командует девушка, пытаясь, показаться стойкой и удобнее сжав рукоять пальцами. Теперь отпадает необходимость прятать за спиной.
Церер пятится, но явно не от страха. Появляется такая привычная широкая улыбка. Только сейчас она узнаёт в ней безумие, что раньше принимала за жизнерадостность. Начинает откровенно смеяться, опрокинув голову назад и медленно становится всё зловеще и зловеще.
Теперь острый предмет в руках не так сильно даёт уверенности.
Седрик, что кружил вокруг дома, наконец решается помочь Вие, хоть и не принимая, что она ей не враг. Влетает в окно нападая на мужчину и царапая острыми когтями лицо.
Церер пытается убежать, отгородиться руками, но ему уже ничего не поможет. Против разъяренного Седрика и бомба - перо.
Глава 17 «Заложник прошлого»
Вирсавия сидит в пустой аудитории придя в университет гораздо раньше обычного. После происшествия с Захарием двинулась сразу на учёбу. Умыв лицо от воспоминаний горьких слёз, сидит крутя в руках записку, переданную вороном от Атанасиуса Васерваль.
Первая мысль была скомкать кусок бумаги и выбросить в ближащую урну. Впрочем, так девушка и сделала, но возвратилась за ним после двух быстрых удаляющихся шагов.
Нервы бушующие в каждом фибре тела, не позволяют прочитать написанное ровным почерком с обилием закорючек, что крупнее самих букв.
Положив записку на парту и судорожными руками разгладив от неровностей, принимается читать заключив руки в замок в попытке сдержать саму себя.
" Моя маленькая звёздочка, Вирсавия, как бы мне не было жаль, вынужден радоваться сложившимся обстоятельствам.
Мои попытки заговорить с вами проваливались тщетностью и не до конца уверен, что вы прочитаете моё послание не выбросив его в ближащую урну, — прочитав строку, на лице появляется дрожащая улыбка. — В любом случае как вы уже знаете, я не простой человек. Очень огорчён, что приходится писать, а не разговаривать с вами лицом к лицу, но вы должны знать. Душа Генриетты в доме рода Васерваль, что является промежуточным пунктом для умерших. Она не сможет выбраться без вашей помощи."
На данном обрывается слог. Поверить в написанное не составило труда. Это пустяк по сравнению с говорящим вороном.
Резко встав со своего места, ужасается своей никчёмной памяти. Полиция, давно стоило привлечь полицию, но тут звенит звонок оповещающий о начале пар и в аудиторию заходит Атанасиус Васерваль, что Вирсавию замечает, но за ним заходят и остальные учащиеся. Девушка садится обратно на своё место растерянно смотря то на листок с запиской, то на Васерваль, осознавая, что так долго игнорируя его существование, теперь в тягость стерпеть час для разговора.
Мужчина рассказывает об истории архитектуры. Вирсавия, смотря в упор, совершенно не слушают. Все звуки смешиваются во едино, гулом проносятся, от чего морщится.
Не может сосредоточить своё внимание на рассказываемой информации, мысли заполнены до краёв совершенно иным. Негатив прокрадывается своими щупальцами, не остерегаясь света солнца. Он заполоняет всё естество, от чего Вир может ухватить ни одну из ускользающих мыслей и остаётся лишь тяжелый бременем осадок в душе.
Поднимает взгляд на Атанасиуса в привычном одеянии денди девятнадцатого века, что, жестикулируя, рассказывает об истории попутно показывая фотографии известных сооружений.