— Его нужно наказать за содеянное, — Вирсавия берет в свои ладони холодную руку подруги поглаживая её.
Генриетта поднимает взгляд качая головой.
— Рассказала я всё это для того, чтобы ты меня поняла. Я не держу на него зла, — заплаканные глаза смотрят умоляюще.
— Дело не только в тебе, Генриетта. Даже если и только, наказание — это последствия злых деяний. Он не имел права поступать так, как поступил. Знаю о твоих чувствах, но не позволяй им помешать справедливости. Захарий неуравновешен и о нем позаботятся в специальном учреждении. Мне жаль.
Вирсавия глотает всю обиду и немое высказывание слов от обвинений Генриетты в свою сторону.
— Да ты гнилое порождение ужасного и безжалостного человека, — прыснула Генриетта, а Вирсавия, наверное, впервые молчит на незаслуженные оскорбления.
На полуслове своей тирады, исчезает растворившись в воздухе.
— Куда души попадают после промежуточного мира? — спрашивает девушка, зная, что Васерваль ждёт в темноте коридора и слышит её.
Слышатся медленные приближающиеся шаги и наконец оказавшись рядом, помогает Вир подняться с холодного кафеля.
— Все души попадают в беспамятство, кроме некоторых. Они уничтожаются.
— Она ведь попадет в беспамятство? Не молчите же.
Только Васерваль продолжает молчать.
— Не задавайте вопрос, ответ на которого не желаете услышать, Вирсавия Риис.
Мужчина удаляется.
Неделя проходит под пороховой бочкой. Церер сбежал, но его удалось найти и оставить за решеткой, пока не выяснится правда. Вирсавия сделала всё, что могла - дала показания.
Первый день выходных и всё это время вспоминается невзначай уроненная фраза Захария, на которую Вирсавия в начале и не обратила внимания, но теперь. Она проживает внутри царапая острыми когтями.
Вира сидит в своей комнате добавляя записи в свой дневник. Записи, что заставляют не забывать, и кажется становятся более однозначными, понятными непосвященному уму.
Заходит мать изначально постучав в дверь. Вир закрыв свой дневник, кладет его на полку с блокнотами и книгами.
— Скоро ужин, спускайся в кухню.
— Да, конечно. Скоро буду... Мам.
— Да? — останавливается женщина уже уходя.
— Не хочешь мне ничего сказать? — Вирсавия надеется, что Захарий лишь хотел задеть её и на этом всё.
Враньё слишком скверное занятие. Одна ложь может навсегда отнять доверие. Вира не хочет потерять доверие к тому человеку, которому верит беспрекословно и без лишних вопросов. Верит просто так, потому что никогда не обжигалась о своё заблуждение в честность человека.
— Точно, — глаза расширяются вспомнив, — твой подарок так долго ждал возвращения, а я совсем позабыла, — вскрикивает женщина в фартуке и быстро убегает в кухню, когда запахло горелым.
Плечи опускаются выдохнув, но осадок остаётся.
За столом дедушка рассказывает историю о том, как однажды участвовал в тараканьих гонках. У него много ещё нерассказанных историй, но начинает их постепенно забывать. Да и дело не только в памяти, скорее больше в строптивости и малословности, что препятствует желанию часто что-то рассказывать.
Мать же ругается, что не стоит за столом обсуждать тараканов. Сразу видно кто в семье главный, но дед, подвинув к внучке ближе свой стул, продолжает рассказывать о своём эпичном проигрыше.
— Мой Гаврик был самым упитанным и резвым... в начале, — добавляет дед с досадой. — Обогнал в итоге самый хилый. Паразит такой, волос вросший, мозоль уродливый с усами, — цедит старик шёпотом, но со злостью.
Мать одаривает пронзительным взглядом обоих, и дед утихает. Наконец, когда женщина снова взялась за еду:
— Старый угрюмый пень, баребух вонючий, — продолжает дедушка, чем вызывает лишь улыбку, что так и вырывается на смех, но Вирсавия старается сдержаться, увидев злое лицо матери.