«- У вас было много увлечений за жизнь.
- Так и есть, - отвечает Васерваль не поднимая глаз и занимаясь своими обязанностями по подсчёту душ, пока Вир сидит визави, листая бесцельно книгу.
- Научите меня чему-нибудь интересному, - с энтузиазмом восклицает девушка, - благодаря вам, теперь я умею играть в шахматы.
- Точнее мастерски вести за нос и жульничать? - усмехается Атанасиус, но всё же откладывает свои дела и уделяет внимание Вир, что здесь лишь по его просьбе.
- Как на счёт шрифта Брайля? Достаточно интересный предмет для изучения? - предлагает мужчина, встав со стола и захватив чистые листы с карандашом, направляется к выходу из кабинета, пропуская Вир вперёд.
- Да, вполне подойдёт. - Соглашается девушка, обретя веселость и направляясь к подоконнику.
- Начнем с того, что шрифт Брайля придумал пятнадцатилетний француз Луи Брайль.
- Пятнадцатилетний? - глаза расширяются в искреннем изумлении. - Всегда представляла этого человека старым, с белесой редкой бородкой и голубыми глазами.
- Может глаза и были голубыми, всего в азбуке Брайля шестьдесят четыре символа вместе с пробелом. Не так уж и много.
***
- Так, подождите, - Вирсавия останавливается чтобы осознать услышанное. - То есть вы ни разу не фотографировались?
- Ранее, на одну фотографию приходилось тратить несколько часов, к тому же неподвижность, что крайне важна в этом деле слишком утомительна. Мне больше по душе картины. Так же нужно долго позировать, но художник, изображая, вкладывает частичку души, и в итоге мы видим произведение искусства.
- Но ведь сейчас процесс фотографии ускорился. Если от вечности отнять секунду, не такая уж и большая потеря на свое изображение, хоть и без частички души художника.
***
От воспоминаний отвлекает шорох и шаги. Вир предположив, что охранник проводит обход, сжимается от волнения и опаски зная, что крыша - запрет.
Только дела обстоят хуже. Фигура под тенью темноты продолжает приближается и хоть лица не разобрать под капюшоном, походка выдаёт. Это вовсе не охранник.
- Тебя отпустили? - спрашивает девушка пытаясь излучать спокойствием, но голос дрожит.
Сделав еще несколько шагов навстречу, Церер останавливается на расстоянии полуметра и снимает с себя капюшон. На лице всё еще заметны следы, последствие ярости Седрика в ту ночь при вспоминании которой бросает в дрожь.
Повинуясь старым нравам, целует руку Вир в знак приветствия и уважения. Точно, как в первую встречу.
- Нет, я сбежал, - произносит одними губами спустя время, когда казалось, что он вовсе не услышал вопроса. Проговорил, не выражая никаких эмоций.
- Зачем ты здесь?
- Я сдамся и признаюсь во всём содеянном если согласишься со мной поговорить, сестрёнка.
- Мне совершенно не о чём с тобой разговаривать, - В день, когда сердце успело разбиться не один раз, хочется лишь тишины.
- Есть.
Оба садятся и теперь, даже находясь рядом, Вирсавия не чувствует опасности, убедившись, что Церер ничего плохого ей не сделает.
- Наверное нужно начать с того времени, когда мы были еще детьми. Ты этого не помнишь, но мы были неразлучны, пока родители не решили развестись и разделить нас без возможности видеться хоть иногда. Мама забрала тебя, а я остался с отцом, что быстро нашёл замену и у меня появилась мачеха. Я умолял отца каждый день позволить увидеться с тобой и с мамой, но он был непреклонен и каждый раз напившись бил меня, а мачеха смотрела не вмешиваясь. Только я снова и снова умолял его и всё повторялось по тому же сценарию. Хотя нет, всё же иногда вместо своих тяжёлых рук, он использовал и ноги прикрываясь заботой и попыткой выветрить дурь с головы. - Теперь лицо не выражает безэмоциональность, откровенно смеётся воспоминаниям. - В очередной день напившись, он снова меня избил и на этот раз без причины. В тот день я не умолял о встрече, месяцем ранее я нашел на чердаке фотографию и кольцо матери с белым камнем. Они грели моё сердце. С ними я перестал себя чувствовать одиноким и никому ненужным. - Протягивает старую потрепанную фотографию. Пара стоит улыбаясь с двумя детьми. У мужчины на руках младенец и маленький мальчик, мама которого держит за руку. - Мачеха стояла безучастно на проёме двери в кухню и смотрела, не смея помешать отцу. Маленького меня так злило её равнодушие, так злило её появление. Я винил её за то, что мама и ты оставили меня, что отец пил, что бил меня.
В тот день приехала полиция и забрала отца, когда я сидел под столом смотря на бездыханное тело мачехи, алую кровь вокруг и кухонный нож рядом.