— Снимай побрякушки, — велел один, поигрывая ножом и жадно глядя на бусы и браслеты гадальщика.
Высокий и широкоплечий, почти как каменный человек, он занял весь проулок. Плоское лицо со свёрнутым набок носом и узким лбом покрывали шрамы давних потасовок. Спутник его, ниже ростом и тощий, хоть сосчитай все рёбра, держал уже наготове мешок и озирался.
— И не дури, — раздалось за спиной.
— Я отдам, — спокойно ответил Мараму и стянул браслет с медными ногтями. — Не пугайте мою сестру.
Он успел сделать шаг вперёд — когда, Нуру не заметила, — и теперь прикрывал её плечом.
— Мой брат — музыкант! — воскликнула она. — Великий Гончар накажет вас, если украдёте у него!
— Музыкант? — сипло рассмеялся тощий. — Его камба ещё бегает на лапах!
— И разве мы крадём? — сказал человек за спиной. — Ай, как нехорошо! Он сам отдаёт. И если не хочет беды, отдаст поскорее.
— Быстрее дашь, быстрей отпустим, — докончил верзила с ножом. У него и голос был такой, будто в груди ворочались камни.
Они обступили, и некуда было деться, неоткуда ждать помощи. Впереди, так близко, лежала дорога, там шли люди, ехали повозки, но никто не смотрел сюда, не замечал неладного. А как окликнешь, если грозят ножом? Успеют ударить и сбежать прежде, чем подоспеет помощь!
Мараму снимал бусы и бросал в расставленный мешок. Бык тепло дышал, мотая головой, и подталкивал Нуру в спину. Она боялась двинуться. Воры и без того глядели недобро.
— Перстни тоже, — приказал здоровяк.
— Ишь, обвешался, как баба! — хохотнул тощий.
Гадальщик послушно стянул кольца — одно, другое.
— Нам даже еды не на что будет выменять! — воскликнула Нуру.
— О-ох, еды, — насмешливо протянул тощий. — По вам не похоже, будто знаете, как живётся без еды! Ты, а ну, всё отдавай! А девка что, пустая?
— Да, не балует он сестру, — сказал третий, тот, что всё держался позади, и Нуру почуяла над ухом его дыхание. — Ну, всё взяли?
Мараму отступил, показывая руки: ничего не осталось. Тощий рванул его одежду, и белая дудочка, выпав, покатилась по земле.
— Вот так музыкант! Не коротка ли твоя дудка? — развеселились воры, уже обрадованные лёгкой добычей.
— А ну, дай, я дуну! Как она поёт?
— Не трогайте, — попросил гадальщик.
— Ага, — ухмыльнулся верзила и занёс ногу.
Может, он собирался отшвырнуть дудочку а может, раздавить, но ничего не успел. Мараму шагнул ему навстречу, ловя под колено, и вор не устоял. Тяжело ударившись о глиняную стену, он съехал по ней спиной и застонал. Гадальщик обернулся к другому, рванул к себе мешок — тот упал, с лёгким звоном рассыпались перстни и ожерелья, а человек отшатнулся и обхватил рукой окровавленную ладонь.
— Я пальцев не чую! — завопил он. — Не гнутся!
— И никогда не согнутся, — сказал Мараму. — За воровство отнимают руку.
В руке его был нож — один из тех узких странных ножей, что Нуру видела прежде, заточенный с двух сторон. Гадальщик смотрел за её плечо, туда, где стоял третий вор.
— Сестра, собери мои вещи, — приказал он.
За спиной раздался топот — это третий сбежал, оставив своих друзей. Нуру торопливо прошла вперёд и, упав на колени, принялась бросать в мешок всё, что выпало — бусы и кольца, с землёй, с сором — что хватали дрожащие пальцы, то и бросала.
— И дудочку, — сказал Мараму.
Она положила в мешок и дудочку.
— Ах ты, пёс, гнилой рыбий потрох! — зло процедил верзила. — Я тебя, рыбья кишка, найду и на ленты порежу!
Его лицо посерело, на лбу проступила испарина. Он сидел, опершись на стену, и сжимал колено, а кровь текла ручейками — между грубых пальцев, по ноге, на землю. Его тощий друг, видно, улизнул, пока Нуру собирала вещи.
— Найдёшь, — согласился гадальщик. — Если сможешь ходить, и если тебя раньше не найдут люди. Идём, сестра, нам пора.
Кто-то уже заметил, что в переулке творится неладное, сюда глядели. Вор зашарил по земле, пытаясь встать, и пополз, оставляя за собой влажный след, тёмный след на жёлтой сухой земле.
— Что ж вы бросили меня? — захрипел он, зовя товарищей. — Вы где, чтоб вам давиться рыбьими хребтами? Помогите!
Нуру, закусив дрожащие губы, смотрела в его лицо, искажённое болью и страхом. Мараму подхватил её, усадил на спину быка и пошёл, сжимая повод. Испуганный пакари выглянул из сумки и издал долгий хриплый визг, ещё и ещё — что ему стоило закричать раньше, поднять шум, когда им грозили ножом!
Нуру закрылась руками и заплакала.
— Что такое? — раздался чей-то голос. — Случилось что?
— Воры, — сказал Мараму. — Напугали сестру.
— Воры! Прям тут, средь бела дня, да быть не может!