Он едва не сбился с шага. Кто-то бежал чуть сбоку и чуть впереди. Еще минуту назад никого не было, и вот – едва уловимый шелест раздвигаемых телом ветвей. Шелест, идущий от земли: хищник, достаточно крупный, чтобы создать проблемы, но не медведь. Может быть волк. Никита не остановился. Даже не сбился с шага. Кто бежит ночью? Охотник или добыча. Те, кто не имеют права бегать по ночам – прячутся в норах, таятся в траве, спят на деревьях. Зверь тоже знает это. Если бежать так и дальше, он, вероятно, уйдет, а вот если запаниковать…. Химия тела – территория хищника. Никита бежал, чутко прислушиваясь к непрекращающемуся, едва уловимому шуму. Он чуть удалялся, чуть приближался, отставал, обгонял снова, но был постоянно рядом.
Когда показался просвет меж деревьев, а луна – отразилась в широком, перегородившем путь ручье, он, приостановился, гадая, как быть дальше. Волк – теперь он уже видел зверя, крупные лапы, широкую грудь, мягкую пепельно-серую шерсть – тоже сбавил ход. Ровной, упругой побежкой зверь спустился к воде. Не оглядываясь, но, несомненно, зная о присутствии человека, принялся пить. Никита вдруг понял, что умирает от жажды. День под палящим солнцем не прошел даром. И он так же шагнул к берегу. Пил не спеша, искоса разглядывая зверя.
Тот был огромен. Ни один волк, из тех, что он видел в зоопарках, не мог сравниться с ним. Морду зверя до самых глаз покрывали черные пятна крови. Волк пил, не обращая на человека ни малейшего внимания. Долго и с явным наслаждением. Он не торопился, делал перерывы между глотками, и тогда капли, срываясь с морды, рисовали круги на тихой глади ручья. В конце концов, Никита просто замер – вода сочилась сквозь пальцы – и смотрел, как зверь утоляет жажду.
Когда волк поднял, наконец, голову, и взглянул на него, в его взгляде – желтом и безразличном – вдруг почудилась насмешка. Волк встряхнулся, прям как собака, заставив человека зажмуриться. А когда Никита открыл глаза – волка уже не было. Чуть качались обрамлявшие поляну кусты.
А он так и остался сидеть, завороженный взглядом этих не злых, не добрых – чуждых человеческому миру глаз. Вода давно вытекла из ладони, и он почувствовал тянущий от ручья холод. Пришла пора и ему встряхнуться, словно очнувшемуся ото сна псу. Он встал. Почувствовал, как затекли и страшно замерзли ноги. Пока разминался, думал: что делать с ручьем? Ночное купание не прельщало. Но рельеф лесных рек прихотлив, если пойти вниз по течению, можно просто заплутать, поддавшись изгибам русла. Десять минут размышлений так и не смогли склонить его к переправе.
Подпитываемая ключами, вода была арктически ледяной. Запрокинув голову, он внимательно изучил открывшийся ему кусок звездного неба… и не смог сообразить, какие же созвездия видит. Это испугало еще сильней, он был спец в ориентировании на местности, никто в группе не давал показателей лучше, а такие навыки не забываются, даже через десять лет после студенческой практики. Все же это не текст из учебника – это умение, которое выручало его не раз. Усилием воли он заставил себя не думать о звездах. Ручей – это ручей. Если что, всегда можно вернуться обратно, по руслу. И он затрусил вниз по течению.
Вскоре ручей стал шире и мощнее, а его склоны вдруг придвинулись, нависнув прямо над головой. Сообразив, что рано или поздно вода заполнит все пространство внизу, и лучше уж взобраться повыше сейчас, пока склоны не слишком круты, Никита принялся карабкаться наверх. Ноги скользили по глине, руки не могли найти надежной опоры – он старался избегать хилых хвостиков чахлой растительности. Не рискуя задрать голову, чтоб оценить оставшееся до края расстояние – сместив центр тяжести он мог запросто кувыркнуться вниз – из под локтя кинул взгляд на уже пройденный путь. Путь был не мал, а ручей внизу уже не казался точно таким, как с берега.
Черные лошади с белоснежными гривами били копытами, кружили водоворотами, перескакивали с уступа на уступ и в брызги разбивались, кидаясь грудью на неприступные стены оврага. Закружилась вдруг голова. Ноги, потеряв опору, заскользили, глина потекла под руками, пальцы тонули в податливой массе. Запаниковав, он брыкнул ногами, подпрыгнул, подтягиваясь.
С криком на губах и руками, полными вязкой земли, он сорвался с обрыва и ринулся навстречу беснующемуся табуну. Врезавшийся в спину поток ожег холодом, заставил задохнуться. Тело камнем пошло на дно, и он хлебнул-таки ледяной водицы. Течение подхватило и понесло. Как всадник на необъезженном коне, он то взлетал вверх, то погружался под воду. Его кидало из стороны в сторону, било о стены оврага, не давая выбраться на берег. Река, в убийственном порыве, тянула ко дну и волокла по камням. Желая посмеяться над пленником, позволила вдохнуть несколько глотков спасительного воздуха. А потом с силою приложила о камни.