Молитва к Господу дана в Библии короля Якова в следующем виде:
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь».
На основе нашего понимания терминологии и намерений Иисуса и его раскольнической группы этот текст можно изложить в следующей редакции.
Яхве, величие есть Твое имя. Израиль станет Твоим Царством. Требование жизни святой, которое ты выдвигаешь, будет соблюдаться в Израиле. Поддержи нас в это время, пока не свершится Царство Твое. Прости нас, если мы не выполняем Твоих святых требований, как мы прощаем тех, кто разочаровал нас. Не делай жизнь слишком трудной для нас, чтобы испытать решимость нашу, но помоги нам избежать ошибок в наших святых деяниях. Израиль Твой, и власть на ним Твоя и величие Твое. Да будет так.
Здесь важно понять следующее: термин «искушение» имел тогда несколько иной смысл, более близкий к слову «испытание» как противодействие давлению, чтобы увидеть, сколь суровое наказание человек может выдержать, а не современный смысл искушения как воздержания от удовольствия.
Из этого видно, насколько странным для нееврея является использование этой чисто иудейской молитвы в своих нееврейских целях. Она представляла собой просьбу о самоопределении Израиля, обращенную к еврейскому богу, поскольку Иисуса никто за пределами этого маленького царства не интересовал. И другие использованные им слова, такие, как «братья» и «соседи», тоже относились только к общине, а не к миру в целом. Наша интерпретация молитвы Господней является передачей ее смысла, а не просто слов, как в Библии. Тот факт, что слова, использованные Иисусом, имели исключи тельно местное еврейское политическое значение, открыт не нами: в настоящее время он широко признан, даже в таком принципиальном христианском труде, как «Комментарии к Библии Пика» (Peake’s Commentary on the Bible). Теперь ясно, что Иисус говорил только о своей политической борьбе за освобождение евреев от иностранного господства навеки.
Общим требованием конца этого века и наступления «Царства Божьего» было наличие верховного жреца «цедек» в храме и царя колена Давидова «мишпат» на троне, чтобы Яхве мог навсегда обеспечить «шалом». Яхве не поможет явлению всего этого до тех пор, пока не наступит большая степень святости в Израиле, и Иисус видел своей главной зада чей совершенствование простых людей.
Иисус начал свою деятельность с посещения свадьбы (где могло собраться очень большое количество народа) для того, чтобы найти сторонников своего дела. Он сделал при этом поразительную вещь, с точки зрения кумранцев, позволив присоединиться к нему «нечистых» — таких, как женатые муж чины, калеки и, самое удивительное, женщины. Для Иисуса они были в равной степени способны грешить перед Богом и, следовательно, имели те же права, если не большие, на спасение. Идея равенства для того времени была революционной и стала вершиной его учения.
Больше, чем в чем-либо ином, Иисус нуждался в средствах, и, чтобы добыть их, он, естественно, вынужден был идти к богатым. К сожалению, именно эта группа людей считалась особо греховной. После разрушения храма в 586 году до нашей эры место Бога было осквернено, и набожные евреи пытались содержать свои дома столь же неоскверненными, как алтарь в храме, и столь же неоскверненными, как их жрецы. Это означало соблюдение законов чистоты, как у левитов и законов питания. Член Кумранской общины никогда не входил в дом кого-то постороннего («мертвого»), чтобы не подвергаться риску всякого рода загрязнения. Иисус оскорбил «достопочтенных» евреев, входя в дома посторонних («мертвых») людей, таких, как сборщик налогов, и в результате его обвинили в общении с «грешниками», «блудницами», «пьяницами» и «проститутками». На самом деле эти люди были вполне респектабельными и зажиточными, но не приверженцами «пути», поэтому их называли всеми непристойными именами. Например, термин «шлюха» просто означал, что они общались с неевреями по делам или в социальной жизни, что не имело никакой связи с сексуальной распущенностью.