Ночью в подземелье Парижского храма Имбер сказал де Моле, с которого сорвали мантию и раздели, накинув грубое одеяние еретика в полном составе с петлей на шее: все равно ты сознаешься в своих преступлениях, так почему бы не избежать лишней боли и не сделать полное признание? К облегчению разгневанного Имбера, Великий Магистр отказался. Имбер начал цитировать Библию.
«Тогда Пилат взял его и велел бить Его».
Руки де Моле были вздернуты вверх и привязаны к стене, грубую одежду закинули на голову. Его обнаженное тело стегали два помощника кнутами, на концах которых были вплетены металлические шарики. Палач справа, который был выше и усерднее своего партнера, повредил ему ноги и спину, но не руки.
«И воины, сплетши венец из терна, возложили ему на голову».
Была подготовлена корона из переплетенных колючек, и они впились в голову де Моле: из лба и из-под волос потекла кровь.
«То закричали: распни, распни Его!»
И затем Великий Магистр был подвешен на грубо сколоченный крест, квадратные гвозди были вбиты в запястья, причем на правой руке гвоздь оказал такое воздействие, что палец судорожно согнулся к ладони и выскочил из сустава и ноготь вонзился в ладонь. Ступню левой ноги подошвой прижали к стойке креста и длинным гвоздем пробили ногу точно между второй и третьей костью плюсны. Как только гвоздь вышел из подошвы, палачи положили левую ногу на правую, чтобы одним гвоздем прибить обе ноги. Тело де Моле оказалось подвешенным на трех точках острой, пронизывающей боли. Потеря крови была минимальной, и он оставался в полном сознании.
Боль де Моле испытывал неописуемую, поскольку вес его тела сразу же начал пытать его: тело провисло, растянув мышцы рук, плеч и груди. Грудная клетка вздернулась вверх, что не давало ему выдохнуть, а чтобы избежать удушья, Великий Магистр был вынужден поднимать тело, опираясь на раны пробитых ног. Инстинктивный панический страх перед удушьем мгновенно сменялся острой болью пронзенной плоти. Общее воздействие этих попеременных факторов усугублялось аноксией (недостатком кислорода), которая вызывала мучительные судороги и вела к резкому повышению скорости метаболизма (обмена веществ).
В промежутках между вопросами Имбер продолжал разыгрывать библейскую сцену и предложил де Моле губку, пропитанную уксусом, чтобы «утолить» его острую жажду, снова цитируя при этом священный текст.
«И один побежал, наполнил губку уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить, говоря: постойте, посмотрим, придет ли Илия снять Его».
Часы тянулись, как недели, и упорство де Моле начало изменять ему. Он спросил Имбера, что ему надо сказать для прекращения пытки. Имбер произнес еще одну цитату.
«Но один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода».
Имбер воткнул нож в бок де Моле, но не глубоко, чтобы не нанести опасной для жизни раны, но достаточно для намеренного воспроизведения страданий «сына Бога».
Жак де Моле признался там и тогда на кресте, пережив те же самые страдания, которые тысяча двести восемьдесят лет назад заставили Иисуса на мгновение усомниться в Боге. Великого Магистра сняли с креста.
Общая травма, причиненная телу де Моле, вызвала образование в нем большого количества молочной кислоты, что привело к так называемой «метаболической кислотности». Мышцы его застыли, сведенные судорогой, давление повысилось до чудовищной степени и сердце отчаянно билось. Де Моле сняли за мгновения до того, как сладкая смерть освободила бы его.
Гильом Имбер настолько возрадовался своему успеху, что позволил себе развлечься. Он приказал положить де Моле на ту самую плащаницу, которую тот использовал для профанации Мессии. Когда палачи уложили его лицом вверх на ткань и сей край подняли над головой, чтобы прикрыть верхнюю часть тела, Имбер не удержался, чтобы не нанести последний штрих истории Страстей Господа.
«И, взяв тело, Иосиф обвил его чистой плащаницей».