— Это поэма, — объяснила она.
— Поэма?
— Да.
Откусив от блина добрую половину, он сказал, что не совсем понимает, почему это поэма.
— Разве ты не видишь: «норку — горку»?
Нет, он не видел, и я решил, что он слишком туп и напрасно моя дочь тратит на него время.
— Вот почему это поэма, — сказала она. Голос её дрожал.
Я подумал, что любой женщине всегда неприятно обнаружить, что мужчина, которого она полюбила за внешность, оставляет желать лучшего по части умственных способностей.
Когда я уже готов был отбыть на службу, Полли взяла меня за руку и вместе со мной вышла из дома.
— Подними меня, пожалуйста, чтобы я тебя поцеловала, — попросила она.
Я её поднял. Её сердце переполняла печаль, она поинтересовалась, не знаю ли я, почему Аллен Харрис её так не любит.
— Я думаю, что, напротив, он тебя очень любит.
— Но ему не понравилась моя поэма.
— Это разные вещи, Полли.
— Да, наверно, ты прав, — подумав, сказала она.
Когда я дошел до угла и обернулся, чтобы помахать ей рукой, она стояла на прежнем месте, маленькая, похожая на куклу, и я подумал, что она намного мудрее меня. Она махнула в ответ, и я заторопился к остановке.
Я чувствовал себя намного лучше, предыдущий день, подобно кошмарному сну, как-то потускнел в памяти, в значительной мере утратив свой угрожающий смысл. Не помню, когда я пришел к выводу, что мне ничто не грозит и я, кажется, сделал из мухи слона. Чем бы ни объяснялось мое вчерашнее поведение — нервным срывом или общим угнетенным состоянием, сейчас всё прошло.
В автобусе я читал газету, а потом начал вспоминать вчерашние события и сунул руку в карман.
Ключа там не было.
Картины предшествующего дня мгновенно воскресли в моей памяти, сердце болезненно сжалось, и я, как помешанный, стал шарить по всем карманам. Ключа нигде не было.
Вскоре, однако, я облегченно вздохнул. Мой гардероб состоит из трех костюмов: темно-серого из шерстяной фланели, ещё одного темно-серого из камвольной ткани и, наконец, шерстяного, шоколадного цвета.
Набор, конечно, не слишком впечатляющий, но при моих доходах производимое на окружающих впечатление стоит отнюдь не на первом месте в списке приоритетов. Вы покупаете один костюм в год, и он должен удовлетворять требованиям, предъявляемым в деловой части Нью-Йорка. Вчера я надевал серый костюм из камвольной ткани, сегодня на мне тоже серый, но фланелевый. За моим гардеробом следит Алиса, и каждый вечер перед сном она опоражнивает карманы брюк. Не пиджаков, а именно брюк. Я успокоился и, выйдя из автобуса, с риском опоздать на несколько минут на службу забежал в телефонную будку.
— Послушай, дорогая, — сказал я, — я на автобусной станции в Нью-Йорке. У меня маленькая проблема, не самая важная в мире. Будь любезна, проверь, нет ли ключа в карманах брюк, которые я надевал вчера.
— Ты забыл ключи? Джонни, это не имеет значения. Я буду дома…
— Нет, — прервал я ее, — я говорю не о моих ключах. Меня интересует всего один ключ. Плоский и гладкий. Ключ от сейфа.
— Джонни, но у нас нет сейфа. Я помню, мы говорили о сейфе, но решили повременить с расходами. Ты купил сейф?
— Алиса, это не мой ключ. Сделай, пожалуйста, как я прошу.
— Ты говоришь так, будто от этого ключа зависит человеческая судьба.
— Извини, дорогая, я не подозревал, что произвожу такое впечатление. — Я с трудом сдерживался, стараясь придать своему голосу спокойную, беззаботную интонацию. — Дело в том, что это ключ из моего офиса, и я просто хочу убедиться, что с ним ничего не случилось.
— Хорошо, Джонни, не вешай трубку.
Я опустил вторую монетку. Было холодно, на сердце у меня лежала свинцовая тяжесть. Достав носовой платок, я обтер лицо и мысленно назвал себя последним идиотом.
Алиса вернулась и сказала:
— Он у меня, Джонни. Плоский ключ с маленькой буквой «ф» у самой бородки. — Наверно, она слышала, с каким облегчением я вздохнул, потому что спросила: — Джонни, это так важно?
Теперь я мог позволить себе небрежно ответить:
— Да нет, не очень. Но постарайся не потерять его. Хорошо?
Был один из тех дней, когда случаются всякие неожиданности.
Я вышел из телефонной будки, над головой у меня снова светило солнце. Ко мне подошел негр-подросток и, улыбнувшись, предложил:
— Почистим, мистер?
— Тебе нужно быть в школе, — ответил я.
Биение моего сердца несколько замедлилось, и я хотел немного постоять неподвижно, чтобы окончательно успокоиться. Когда я поставил ногу на его переносной деревянный ящик, он сказал: