Книгу принесли и тут же стали заворачивать — Брайн успел лишь мельком разглядеть, что на обложке нарисован человек со шпагой.
Выйдя из лавки, он у двери развернул покупку, быстро перелистал все несколько сот страниц от первой и до последней и снова от последней до первой. Позади раздался приятный девичий голос:
— Читать хватит надолго, правда?
Он обернулся, сказал, что да, и пробежал глазами весь внушительный перечень глав.
Дома никого не оказалось, он уселся возле камина и принялся за чтение. В комнате было чисто, посуду со стола убрали, и в этой располагающей атмосфере тишины и порядка он быстро, страница за страницей, одолевал легкий текст романа и уже дошел до главы, описывающей брачную церемонию Эдмона Дантеса, когда вернулись родители. Они сняли пальто.
— Красивая книжка, — сказала мать. — Где ж это ты такую достал?
— Купил в лавке.
— А кто дал тебе на нее деньги, а? — вмешался отец.
— Должно быть, недешево стоит, — сказала мать, расстилая на столе скатерть.
— Никто мне не давал, — ответил им Брайн, бережно закрывая книгу. — Я сам накопил.
В голосе матери послышалось раздражение:
— Сколько ж ты за нее отдал?
— Полкроны.
— И такую уйму денег ты промотал на книжку? — воскликнул отец.
Брайн предвкушал, как они оба обрадуются: вот какой он умница, принес в дом что-то ценное, а получилось наоборот. У него было такое чувство, будто его рассекли пополам и он истекает кровью. И все из-за книги.
— Я потратил свои, свои деньги! — кричал он в тоске и в обиде, потому что ему, выходит, следовало не книжку на эти деньги покупать, а отдать их родителям.
— Совсем рехнулся со своими книжками, — проговорил отец, и в голосе его звучала явная угроза. — Дочитаешься до того, что в конце концов спятишь.
Мать вернулась из кухни.
— Тратить полкроны на книжку, когда тебе обуть нечего! И какой хитрый поросенок: у меня дома сколько раз гроша не было, не на что жратвы купить, а он держал денежки в кармане.
— Не держал я их в кармане, — объяснил Брани. — Я их по частям относил в книжную лавку, вот и скопилось.
Это только подлило масла в огонь — значит, он хотел, чтобы дома не могли добраться до его денег, а родные хоть с голоду подыхай.
— Не сообразил, что надо бы пару ботинок купить, — кричал отец. — Подожди, вот зашвырну я ее в огонь, твою книжку, черт бы ее драл!
— Ума-то в голове, будто только нынче родился, — ворчала мать.
Угроза отца привела Брайна в ужас, он уже видел, как пламя пожирает листы книги.
— Это моя книга! — выкрикнул он.
— Не нахальничай. — сказал Ситон, — не то смотри, парень, дождешься.
Брайн уже не мог удержать слез, и отец с матерью это видели.
— Хоть бы война какая поскорей, чтобы всех нас убило! — неистовствовал Брайн.
— Что мелет, а? Только подумать! — сказала мать. — И где это он выучился такому?
Отец дал ему затрещину.
— Скажи еще хоть слово — увидишь, что я тогда с тобой сделаю.
— Подождите, дайте только мне вырасти! — крикнул Брайн.
Но Ситон на это сказал лишь:
— Дочитается, совсем дураком от своих книжек станет.
Они пили чай, а он сидел возле камина, силясь подавить рыдания, и это было нелегко, потому что он ясно понимал теперь, как дурно поступил. Но ненависть к родителям и жалость к самому себе пересилили, он не мог остановиться и все плакал.
Вера протянула ему чашку с чаем.
— Пей, брось реветь, конец света еще не настал.
Глаза его были прикованы к обложке, где храбрец со шпагой, казалось, плевал на всех на свете и никаких забот не ведал. А если и случались у него заботы, то лицо и шпага красноречиво говорили, что стоит только сразиться на поединке, и забот и неприятностей как не бывало.
Он ел хлеб с джемом, а сам продолжал читать. Книга постепенно овладевала им, и с каждой секундой шум и свет в доме отходили куда-то все дальше, а он уже спускался в подземелье замка Иф вместе с Эдмоном Дантесом, шел следом за стражей, невидимо проникал в камеру и всю ночь прислушивался к перестукиванию и перешептыванию через гранитный пол, слышал, как терпеливо царапает и скребет герой, стремящийся к свободе, и убеждался, что даже подземелья и гигантские тюрьмы не в силах удержать людей в своих стенах навеки, хотя четырнадцать лет — срок немалый, на четыре года больше того, что успел прожить Брайн. Он прислушивался к стуку и скрипу самодельных инструментов и к еле слышному голосу — словно то был голос мертвеца, — говорившему о знании, свободе, о сокровищах, скрытых на острове Монте-Кристо.