Технические идеи никогда не возникают на пустом месте, их порождают работа, воображение, ассоциации, опыт. Может, когда-нибудь и придет минута, когда вдруг его озарит мысль, не ведомая никому прежде… И не нужно стремиться во что бы то ни стало изобрести, сделать открытие. Изобретение, открытие — это как озарение, как рождение стихов. Поэт ведь не садится за стол, ставя перед собой задачу во чтобы то ни стало написать гениальное стихотворение. Нет, он живет, страдает, влюбляется, мучается, а потом однажды из глубины души вырывается: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Когда, где родились эти строки, за рабочим столом или во время прогулки, не столь важно. Главное, чтобы они были произнесены. Так и с изобретением.
Правда, он, Демид, стихов никогда не писал, не знает, как они рождаются на свет божий, может, совсем иначе… В муках или в радости? Об этом еще будет время подумать. Сейчас нужно сконструировать «Ивана», доказать себе, что это в твоих возможностях, а потом подумать над более сложной задачей.
Над чем?
Над машиной, перед которой ты только ставишь задачу, подаешь идею, а она сама расписывает программу (и делает это не годами, как современные программисты, а за считанные минуты) и выдает тебе ответ.
Мысли бежали, подгоняя одна другую, и карандаш Демида скользил, исписывая широкие полосы бумаги формулами, до тех пор, пока не надоело, пока, взглянув в окно, не увидел синеву июньского вечера и не вспомнил, что именно на сегодня назначены занятия в секции самбо. Схватил спортивный костюм, кеды, бросил в маленький чемоданчик и выбежал на улицу, на прощание с неприязнью посмотрев на Вовгурины книги — не было у бабы хлопот, так купила порося.
Но он уже ясно сознавал, что без этих «хлопот» ему просто нет жизни, и потому машину он сделает!
Что ему предстоит? Спроектировать все схемы, собрать на платах, которые тоже придется чертить самому и самому протравливать хлористым железом, построить и пустить машину. В своем ли ты уме, Демид? Это же колоссальная работа!
А ему такая работа и нужна, ему хочется почувствовать свои творческие возможности, свое рабочее мастерство. Вот в чем дело, если хотите знать!
Демид думал об этом по дороге в спортивный зал, шел, не глядя по сторонам. Он не умел делать несколько дел одновременно. Раздумья поглотили его целиком.
Сейчас на повестке дня было самбо, и он со всей страстью отдался этим занятиям. Володя Крячко похвалил его.
— У нас с тобой сейчас не самбо, а обыкновенный кулачный бой получился, — сказал Демид, садясь на скамеечку, когда Крячко объявил перерыв.
— Можно подумать, что в темном переулке, где на тебя нападут хулиганы, ты будешь обдумывать, какой прием использовать.
— Ты прав, только мне кажется, что физическое самбо необходимо дополнить психологическим.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне думается, в наше время атака мысли и самооборона мысли не менее важны, чем физическая сила и ловкость. Самбо учит физической обороне, но зачастую случается, что попадаешь в ситуацию, когда нужно самбо интеллектуальное. Если мне придется защищаться в драке, я знаю, как это сделать, ты меня научил. А когда мне нужно остро и быстро ответить на остроумно поставленный вопрос или злую реплику, я пасую, иногда просто теряюсь.
— Ну, — засмеялся Крячко, — это не по моей части. Мое дело — довести до совершенства приемы.
— Понимаешь, — заметил Демид, — в интеллектуальном самбо тоже есть определенная система приемов. И главный из них — знать, где ложь, которой тебя атакуют.
— А чему вас учат в университете?
— Университет дает прекрасное образование, но к такому острому интеллектуальному бою, увы, не готовит.
— Готовит. Широкое образование и есть основа твоего интеллектуального боя, — заявил Володя Крячко. — Перерыв окончился, поработай с гантелями.
Демид работал с гантелями как всегда добросовестно, с полной отдачей, но мысль о психологическом, или, вернее, интеллектуальном, самбо не покидала его. Странно, почему это пришло в голову именно сейчас? В чем причина?
Предчувствие событий, когда от него потребуется не физическая, а интеллектуальная, нравственная сила, было настолько реальным, что начинало беспокоить. Жизнь шла своим чередом. Возможно, в этом ее течении и скрывалось беспокойство?
— Молодец, — снова похвалил Володя, — на сегодня хватит.
Подошла Софья Павловна. Демид только взглянул на нее и сразу увидел, что она чем-то взволнована.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, все хорошо.
Не может же она сказать этому славному парню с такими внимательными глазами, что наступил момент, когда ей нужно решать свою судьбу: выходить замуж за Лубенцова или нет? До сих пор он не говорил об этом ни слова, как-то само собой разумелось, что совершенное им преступление навсегда лишило его права быть счастливым. Но, если человек однажды оступился, почему он должен расплачиваться всю жизнь? Разве он не понес наказание? Или это клеймо будет на нем до конца дней? Нет! Лубенцов имеет право на счастье! Но сказать Софье про свою любовь он, очевидно, так и не решится.