И может, не зная, как подписаться, потому что фамилия здесь выглядела бы неестественно и странно, подписалась «Ольга».
И именно это ничем не защищенное, сиротливое имя, каким его никогда не слышал Демид, помогло пролиться слезам. Он плакал горько и сладко, плакал долго, пока слезы не высохли сами собой. «Любимая моя учительница, какое счастье, что вы были у меня, что судьба свела нас…»
Он положил деньги в конверт — пятнадцать бумажек, полторы тысячи. С Колобком он рассчитается не позже завтрашнего дня, еще и на жизнь останется. Да на какую жизнь! Без долгов, без осточертевшей работы и… без Ольги Степановны. Лучше бы вечно ремонтировал унитазы и краны, только бы она жила!
…Демид думал, что будет много хлопот с организацией похорон, а оказалось, что друзей у Ольги Степановны много, два часа шли и шли люди к гробу, стоявшему в большом и светлом зале, где звучала тихая, торжественно-печальная музыка. Потом пятнадцать пионеров вынесли красные подушечки, на каждой из которых лежали ордена и медали: боевые и трудовые награды заслуженной учительницы Ольги Степановны Бровко. Какие-то пожилые люди, ее бывшие ученики, обнимались, неожиданно встретив друг друга. Когда-то Ольга Степановна вела их через чащобы букваря, теперь они стали рабочими и артистами, инженерами и врачами. И Демиду на минуту показалось, будто высокий, ярко освещенный зал, в середине которого стоял гроб, походит на большую гостиную, где хозяйка собрала своих старых друзей для последнего прощания.
И эта минута настала. Демид подошел к гробу и поцеловал холодные губы своей учительницы. Солнечный луч скользнул по восковому лицу, и Демиду показалось, будто оно улыбнулось. Так и унес он в душе на всю жизнь эту ласковую улыбку.
Потом был путь в автобусе на Байково кладбище. «Какая здесь буйная зелень», — почему-то подумалось Демиду. Слова над могилой, громкие удары первых пригоршней земли, а потом целая пирамида из венков и… абсолютная тишина.
Демид вдруг осознал, что стоит перед этой горой из цветов не один, кто-то был рядом, и это присутствие постороннего человека раздражало, нарушая течение тяжелых, но, как ни странно, уже не столь болезненно-горьких мыслей. Оглянулся: Лариса. Стоит и смотрит на портрет, врезанный в грань зеленой пирамиды. Взглянув на Демида, девушка тихо проговорила:
— Вот тоже прощаюсь с Ольгой Степановной…
— Разве ты ее хорошо знала?
— Лучше, чем ты думаешь. А сейчас поехали домой, не нужно тебе здесь долго оставаться.
«Она же только что перешла в десятый класс, — подумал Демид, — а разговаривает, как старшая…»
Молча доехали до Борщаговки.
— У тебя есть немного свободного времени? — спросил Демид.
— Конечно.
— Помоги мне… перенести книги.
Они нашли управдома, Стеллу Ивановну Громову, и та, увидев Демида, встретила его, как своего спасителя.
— Выручи, пожалуйста, — попросила Громова, — выброси всю эту рухлядь из квартиры. Понимаешь, когда жилец уезжает, я от него требую убрать, вымыть квартиру и уж потом даю справку о выписке из домовой книги. А здесь… Может, подружка твоя поможет?
— Помогу, разумеется.
— А ключи потом принесете мне. Если что захочешь, возьми себе. Кому это старье нужно?
В квартире Ольги Степановны еще держался слабый запах табака и кофе.
— Ты не куришь? — спросила Лариса.
— Нет. А ты?
— Иногда. Когда захочется немного пофасонить.
— Брось, — строго сказал Демид.
— Хорошо, брошу, — покорно согласилась девушка, и вдруг лицо ее осветилось улыбкой, не очень уместной в эту минуту. — Послушай, Демид, ведь в эту квартиру в скором времени переедут новые жильцы, и наверняка это будет молодая пара, потому что квартира маленькая… Давай приготовим им подарок; сделаем здесь все так, чтобы они сразу почувствовали себя, как дома.