- Как отец, Том?
- Уже лучше, дядя Авил. Идемте, мама на стол собирает.
В большой столовой на первом этаже собрались обе семьи. Только мельник Джон, сломавший на днях ногу, обедал у себя в комнате. Авил наскоро вымыл руки, пригладил волосы и сел за стол. Прозвучала короткая молитва, и два десятка ложек одновременно ударили по мискам. Обед как всегда проходил в молчании, и даже дети не очень-то шалили. Лишь налив в кружку эля, Авил позволил себе откинуться на спинку стула и слегка распустить шнурок на жилете. Жена Джона принялась убирать со стола, ей помогали многочисленные дочери мельника. Провожая взглядом маленькую Юдит, которая также не хотела оставаться в стороне и потому несла корзинку с ножами и ложками, Авил подумал, что именно такой и будет его дочь. У него уже было шестеро сыновей, но, Боже, как приятно, когда по дому бегает маленький ясноглазый колокольчик, задорно смеется и вешается отцу на шею, не считая это глупыми нежностями. Улыбнувшись своим мыслям, он встал, поцеловал жену Софью и пошел наверх, навестить Джона.
Выпив эля и поговорив о делах в деревне и на мельнице, два старых друга погрузились в молчание. Авил лениво наблюдал за тем, как солнце, с трудом перевалив высшую точку своего пути, медленно падало куда-то за горы. Джон снова плеснул себе эля, жадно припал к кружке.
"Уже третья сегодня", - невольно отметил про себя Авил. Это было не похоже на мельника.
С грохотом поставив пустую кружку, Джон вдруг выпалил.
- Я хочу, чтобы ты ушел, Авил!
Авил выпрямился на стуле, пошевелил затекшим плечом.
- Я и так собирался идти. Дел еще невпроворот...
- Нет, я хочу, чтобы ты ушел совсем!
Джон тыльной стороной ладони вытер внезапно выступивший пот. Авил опешил. Ища и не находя причин, он старался заглянуть в глаза Джона.
- Да что же так?
Еще ниже опустив голову, Джон прошептал:
- Люди и так Бог знает что толкуют из-за того, что я мельник...
- Доминиканцы!
Авил понял все. Глаза застлала черная пелена ярости, горло сжимали мучительные спазмы. Он едва взял себя в руки.
- Могу я забрать лошадь и кое-что из вещей?
Джон вскинул голову. В глазах его стояли слезы.
- Боже, да бери хоть все!
Авил коротко кивнул в ответ. Спустившись в зал, понял, что никому ничего объяснять не нужно. Софья, зарыдав вдруг, кинулась упаковывать вещи, сыновья тащили сундуки и корзины к телеге, домовой вывел из стойла лучшую лошадь. Руки, словно забыв привычные движения, путали упряжь.
- Дядя Авил, дядя Авил!
Авил, проклиная все на свете и чертову упряжь в первую очередь, обернулся на зов. Томми, взмахнув руками, резко остановился, глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Помедлив, Авил протянул руку и взъерошил шевелюру мальчишки. Том привычно улыбнулся, но тут же нахмурился, сердясь на себя.
- Я тут подумал, дядя Авил, может мне к вашим сбегать, предупредить?
Два старших сына Авила уже обзавелись своими семьями и жили отдельно, один - в семье суконщика, другой - у печника.
- Ну что ж, беги.... Спасибо, Томми.
Тот тряхнул головой.
- До свидания, дядя Авил.... Возвращайтесь. А то без вас все как-то не так будет.... Уже как-то не так...
Дом мельника стоял на отшибе. Им не пришлось последний раз проехаться по центральной улице деревушки. Лошадь ровно шла в гору - к спрятавшемуся в зарослях можжевельника замку - сидя на передке, Авил спиной чуял тихий и печальный взгляд из занавешенных окон. У последнего поля стайкой воробьев на ограде нахохлились мальчишки. "Будто на ярмарку провожают", - подумалось домовому. Только вот никто не улюлюкал радостно и не подкидывал к небу плетеные из соломы шляпы.
Первое, что увидел Авил, въехав в ворота старого родового замка, были ряды телег, стреноженные лошади, костры, разложенные прямо на широком каменном дворе. Здесь собралась почти половина населения долины. В толпе беженцев перемешались бородатые домовые, невысокие и хрупкие лесные духи, кряжистые гномы, страшноватые гоблины и даже маленькие безобидные буки, которые только и умели, что ловить мышей, да вечером, свернувшись на стропилах, распевать свои бесконечные песни-сказки. Беззащитные твари путались под ногами, хныкая и просясь на руки.
Авила встретили сыновья. Оказалось, что они пришли сюда еще утром. Враз постаревший мельник всплеснул руками, увидав их. Кое-как устроив семью, братья францисканцы успокоили домового, пообещав скорый ужин и ночлег, Авил прошел к отцу Джеймсу, но не в его маленькую келью, а в Гастингс-холл, зал, носивший то же название, что и замок. Грустная улыбка отца встретила Авила.
- Я знал, что ты придешь.
Авил сокрушенно махнул рукой.
- Куда нам теперь? В горах мы не выживем, да и как нам без людей?
- Есть новые земли. Места всем хватит. - Отец Джеймс горестно вздохнул. Склонился над расстеленной на столе картой. Борей, надувая толстые щеки, гнал корабль сквозь Дуврский пролив прямо в пасть морскому чудовищу. - Ты думаешь, так только здесь? Так сейчас везде, куда дотягиваются руки Иннокентия и "псов" его.... - Джеймс взял перо и тонкой твердой линией очертил границы. - Ну, да ладно. Еще два дня ждем, может, кто подтянется, а потом вас проводят. Ты удивишься, но это близко.
Когда Авил вернулся к семье, монахи уже успели разнести ужин, и его ждала дымящаяся тарелка. Маленький сынишка Авила держал на руках буку. Неотрывно глядя на огонь огромными золотыми плошками глаз с черными точечками зрачков, зверек мурлыкал свою песню. Мяукающие звуки постепенно превращались в четкие слова, сплетающие нехитрый узор сказки.
Начинался Исход.
Когда стопка исписанной бумаги достигла значительных размеров, домовой откинулся на спинку кресла и помахал уставшей рукой. Осторожно, будто боясь поломать, согнул и разогнул пальцы, подул на ладонь. Я тоже чертовски устал, и язык у меня уже заплетался как у пьяного, а голова трещала от переполнявших ее дат и событий.
- Хуже некуда, молодой человек. Ваши познания оставляют желать лучшего. Разве можно проявлять такое неуважение к истории собственного мира? - блаженная улыбка на лице Рола противоречила сказанному, он явно остался доволен проведенной работой. Я сам удивился, сколько подробностей прошедших тридцати лет - всей моей недолгой жизни - врезались в память и всплыли, понукаемые настойчивым домовым.
Если об этом мире я не знал ровным счетом ничего, то Рол проявлял небывалую осведомленность в событиях новейшего времени. Я с трудом придумывал вопросы, а Рол выстреливал их со скоростью пулемета, заваливая меня именами, которые вызывали лишь смутные ассоциации. Я готов был уже молить о передышке, когда Рол вскочил вдруг, схватил исписанную бумагу и письменный прибор и сунул все это под кресло. Похоже, мне не суждено было привыкнуть к странностям моего нового друга.
- Что ты делаешь?
- Сюда кто-то идет, мне надо спрятаться. - С этими словами он взобрался на спинку дивана, поближе ко мне и уставился на дверь выжидательно.
- Ро-ол! - позвал я, - Ты вроде бы хотел спрятаться?
- Тише! - зашипел на меня домовой. - Чем я по-твоему только что занимался?
- Подозреваю, - я скосил глаза на его ступню, которую он только что, умащиваясь, поставил мне на плечо, - ты будешь первым, кого увидят, если сюда кто-нибудь войдет.
- Потом объясню. Ш-ш-ш!
Тут дверь распахнулась. В проеме показался уже знакомый мне монах. Картинно замерев на входе, он переступил порог, радушно распахивая руки. Улыбка источала дружелюбие, а голос лился как мед из переполненных сот.
-Рад. Очень рад, что вы избежали смертельной опасности. Мне с трудом удалось вытащить вас из западни. - Монах уселся в кресло, сцепил пальцы и уставился на меня едва ли не с любовью. Домового он не замечал вовсе. Создавалось впечатление, что монах действительно не видит Рола. - Надеюсь, вам уже лучше? - осведомился он с искренней заботой в голосе. - Вы, вероятно, голодны?
Не дожидаясь ответа, монах прищелкнул пальцами. Вошли двое черных, один нес низенький столик, другой - поднос с хлебом, мясом и зеленью. Рол оживился и беспокойно заерзал на своем насесте. Склонившись к моему уху, он прошептал едва слышно: