Не-е-ет, нельзя с ними ссориться. Вот вообще нельзя.
Улыбка у гнома была такой зловеще милой. Поэтому я тоже улыбнулся во все тридцать два — или сколько их там у полукровок — зуба. От души? Конечно! От души-и-и, душевно, в душу.
Потом я глянул на камушек. А, может, выкинуть его?
— Вот это ты даже не думай, — Копаня тут же покачал пальцем, перестав улыбаться, — Можем друг друга мордами возить, носы ломать, веселиться, в общем. Друзья ж чай, помиримся сразу душевно, и дружба крепче будет. А вот обида гномья — дело совсем другое!
— Копаня Тяженич, да как ты так мог подумать-то? — я ловко подхватил камушек в кулак, — Да чтоб гнома, да не встретить, и чтоб не от души?
Копаня тоже улыбнулся мне, потом обвёл взглядом столик перед ним и вздохнул:
— Да вот не чую я душевности-то, — он с сомнением понюхал кружку, пахнущую квасом, — Эй, «обо мне печётся»! Есть у тебя что для души?
Слуга удивлённо вытянулся.
— Да я, господин, у меня же…
— Ой, «печётся»! — гном поморщился, — Мне-то не заливай. При твоей нервной работе ни за что не поверю… И себе бы плеснул, вон какой бледный.
Я глянул на Захара и кивнул. Но тот так и стоял, сгорбившись, и тут Копаня протянул мне руку:
— Ну-ка, дай покажу. А хотя-а-а… Мастер Зот тебе какую руну-то сказал?
— Эээ… — я замялся, резко вспомнив, что «эз-ле» означает «искать». С некоторым сомнением я оторвал от камешка глаза, подняв их на Копаню.
Камень наверняка ищет то, что мне нужно… Надо только знать, что именно мне нужно.
— Эз-ле, — сказал я.
— Ну что ты бормочешь, как козе под хвост, — он требовательно протянул руку, — Дай сюда! Чётче, с душой… Хотеть нужно, а не хернёй страдать. Эз-ле!
Синий камушек тут же задрожал, бросив жёлтый круг под Копаню, и, повернувшись в направлении второй комнаты, резко замер. Мы все повернули туда головы, особенно Захар.
— Ха, печёный! А говоришь, нет у тебя ничего… Тащи давай!
Орк, вздохнув и задумчиво почесав лоб, отправился в соседнюю комнату. А гном заулыбался так искренне и счастливо, как будто только за этим сюда и пришёл. Ну, а что ещё надо уставшему с дороги работяге?
— Ищет ещё, значит. А весь такой бледный, будто уже выдохся, — гном, зевая, разглядывал иолит, пока Захар копался за стенкой, — Вон, чего-то нашёл, значит, есть ещё ярь в яровницах… Да я не про орка твоего, про камень!
Потом он, улыбнувшись, зажал камушек в кулаке и, закрыв глаза, что-то пробормотал. Вспыхнул его собственный свет под диваном, засиял и кулак.
— На! — камушек был мне возвращён, — Может, ещё потарахтит немножко.
— Спасибо…
Я уставился на иолит. Эх, хоть бы уровень зарядки можно было как-нибудь увидеть.
Так, значит, мысленно представляю бутыль с настойкой. Хорошо так представляю… И блеск стекла, и аромат содержимого, и жжение в горле.
— Эз-ле!
Камень не отреагировал, и я, чуть надув губы, поднял взгляд на Копаню.
— Ну ты болезный, нет? Это ж тебе не яродей рождённый, ему время нужно. Да и на поиск-то яри много требуется.
— А что, у него есть и другие функции?
— Фуксы? — переспросил Копаня, — Не знаю никаких фукс.
Тут он довольно похлопал себя по бороде, глядя, как перед нами поставили изящные рюмки и туда полилась жидкость. Я даже не успел пригубить, как он мигом хлопнул налитое и с довольным рыком поставил рюмку обратно.
— Ух-х, красота! И почему мы так не умеем⁈ — он прикрыл глаза, потом снова глянул на меня, — А тебе мастер Зот, получается, лишь одну руну подсказал?
Я кивнул, а гном в это время снова протяжно зевнул.
— Вот же ста-а-арый жадный хрыч! Так-то это камень-помощник, он мно-о-о-ого чего может, — кое-как закрыв зевающий рот, проговорил он, а потом махнул Захару, чтоб не стоял истуканом, а добавил.
Мне нужен был ясный ум, я не знал границ выдержки у этого тела, и лишь пригубил для приличия. Но в этот момент чуть не навернулся с табурета, лишившегося сегодня четвёртой ножки.
— Да расплещешь же! Ой, верхоёвины, вы вообще ничего не можете, — Копаня привстал, требовательно протянув руку за иолитом, — Дай!
Потом подсунул его под мой табурет, как раз на место отсутствующей ножки.
— То-ро! — с чувством шепнул гном и, отпустив камень, с улыбкой откинулся на спинку дивана, — Ну вот, может же… Узнаю твёрдость мастера Зота, вообще не болтается.
Я, увидев его пустые пальцы, сначала не понял. Потом, осторожно заглянув под табурет и стараясь не заваливаться, увидел прилепившийся под сидушкой синий камень.