Когда пухляш вышел, заговорила девушка:
— Вы говорите, это совершенно невидимые руны? Как у великих семей?
— Да, да, мадемуазель Катрин, как у великих семей, — опять Веткин-младший подмигнул и прошептал, — Это наш petit secret!
Та чуть не захлопала в ладоши, а потом надула губки.
— Но я же человек… а для людей у вас что-нибудь есть?
— Ох, мадмуазель, — тот закатил глаза, — Вы сомневаетесь в качестве французской эльфийской волшбы? У нас, кстати, есть и синяя варь, человеческая… Да вы только послушайте изумительный аромат!
Пока Веткин-младший обрабатывал новую клиентку, вручив ей голубоватый флакончик, старый эльф подвёл меня к высокому столику, на котором высилась кипа альбомов. Я открыл тот, что он мне дал, с круглым рунным символом на кожаном переплёте.
Руны внутри были большие, яркие, насыщенно красные… и едва я открыл альбом, как они засветились. Я поморщился, чувствуя подвох — символы внутри линий были разрисованы более мелкими незаметными рунами, и светились именно они. То есть, одни руны в альбоме подсвечивались совсем другими рунами.
Первая руна была подписана «Redoutable», и рядом пометка на русском: «Грозный». Следующая «Ténébreux» — «мрачный»…
«Выносливый», «везучий», «быстрый»…
Покосившись на выжидающего рядом старшего руниста, я пролистал толстые страницы. И неожиданно понял, что этот набор символов воинственнее меня не сделает, лишь беднее на несколько рублей.
Это были не орочьи руны. Кто-бы что мне не сказал, но я ясно видел, что внутри круглых символов были как бы вписаны другие, которые в свою очередь были тоже исковерканы. Кто-то где-то что-то увидел и пытался это изобразить.
— Это из Франции? — на всякий случай спросил я.
— Ви, ви, мон хер, — старший закивал.
— А орки там откуда?
— Обижаете, мон хер, — старший забегал глазками, — Французы считаются лучшими рунистами Европы, и легко усваивают любую волшбу.
— Ясно, — я закрыл альбом.
И всё же я заметил одну особенность. Все руны означали какой-то признак… Ну, то есть, я становлюсь грознее, мужественнее, быстрее, или ещё как-то улучшаюсь.
Значит, так они и работают? Хм, интересно. А что у великих семей? Какие-то особые разведанные признаки, или, может, запретные? Вроде «смертоносный» или «ужасающий».
А, нет, «ужасающий» уже был где-то в этом альбоме…
— Ну так что, мсьё Грецкий, будем «руниться»?
— Я думаю…
— Не буду мешать, мсьё.
Я незаметно вытащил иолит и, прикрывая его от глаз старшего, будто огонёк от ветра, подумал о символах. Представил все руны сразу, какие успел увидеть вокруг, и остро пожелал найти ту, которая мне очень нужна.
«Эз-ле!» — едва слышно прошептал я, надеясь, что камень услышит.
Тот вдруг завертелся, явно стараясь что-то найти, но останавливаться не хотел. Одно из двух — либо тут выбор такой богатый, что иолит растерялся, либо здесь абсолютно всё является полнейшей шнягой.
Нас вдруг накрыло яростным шёпотом:
— Отец, ты зачем его опять привёл⁈ Он ещё за прошлый раз не отдал! — Веткин-младший навис над нами, — Я тебе сколько раз говорил, чтобы этого кретина сюда… ах! А-а-а!!!
Я тут же перехватил камушек и сунул его в карман. Затем изумлённо обернулся, при этом специально задев лбом длинный нос мэтра-младшего, и со всей силы наступил тому на ногу, причём жёстким каблуком именно на мягкий носок. Кажется, даже послышался хруст.
— Мэтр, я не мог не зайти, ведь вы просто мастер! — как можно искреннее воскликнул я, заглушая его стоны, — А эти ваши новые коллекции так изумительны…
Тут же схватив альбом со стола, я с улыбкой поднял его, будто чтобы показать. Веткин-младший как раз согнулся от боли, и влетел лбом в жёсткий угол переплёта. Отчего просто откинулся назад, распластавшись на полу, да ещё и долбанувшись затылком о ножку кресла с сидящей девушкой.
И открытый голубой флакончик полетел как раз на лицо бедному мэтру…
Я в ужасе всплеснул руками, отчего остальная кипа альбомов со столика посыпалась вниз. Куда-то там на лежащего Веткина, и, кажется, прямо на его причинное место. Тяжёлые, массивные альбомы, в жёстких кожаных переплётах.
— У-у-у!!!
Младший сложился, вскинув вверх и ноги, и туловище, будто выполняя «уголок». А старший так и стоял столбом в стороне, в ужасе вытаращив глаза на армагеддон, посетивший их салон.
В праведном отчаянии я тут же схватил Веткина-младшего за руку, потянув на себя и желая помочь ему встать. Тот мычал и слепо шарил перед собой, потому как голубая краска залила ему глаза.