Барон спокойно взял стилет, понюхал, и покосился на воеводу:
— Никто больше не покушался, говоришь?
Платон Игнатьевич лишь хмыкнул. А барон протянул стилет Денису и Лукьяну:
— Человеческое?
Денис, поджав губы, провёл ладонью над стилетом и кивнул.
— Чары есть, именные, но слабые. Метнуть можно, назад не притянешь, да, Лукьян?
— Угу. Назад никак.
Ирокез пожал плечами:
— Это яродей нулевого круга, скорее всего. Или человек, или полукровка.
— Мы сами решим, кто это. Видящим отдай, пусть тоже глянут, — барон протянул стилет назад, — Хоть из кожи вон лезьте, но убийцу мне найдите!
Он всё косился на Дениса с Лукьяном, потому как больше незнакомых людей, владеющих волшбой, тут не было. Но всё же одних подозрений было недостаточно.
— Будет сделано, ваше благородие, — городовой, взяв орудие убийства, будто испарился.
— А ты что можешь сказать, Грецкий⁈ — барон снова чуть не набросился на меня, — Как ты тварь ту убил?
Моё задумчивое молчание, видимо, было не тем, к чему привык барон, и он стал едва ли не краснеть от гнева. Но тут меня спас гном Копаня Тяженич, который неожиданно вышел из-за торговой палатки.
— Что ты, благородие, насел на беднягу? — проворчал ковыляющий Копаня, морщась и держась за бок, — Выброс яри был у парня, я сам видел.
Он мне подмигнул, и это, судя по всему, ещё больше разозлило барона. Но появление гнома вдруг напомнило ему, какие проблемы я могу принести, и Демиденко заметно остыл.
— Выброс яри? — барон прищурился, — Это ж какой он яродей будет, если у него такой выброс яри⁈
— Дык потому мы его и отрядили на смотр, — Копаня кивнул, — Гномы, согласно договору с империей, тоже могут отдавать воинов в дружину.
Удивлённо крякнули и Демиденко, и Платон Игнатьевич.
— Да вы ж никогда… Так он же не гном.
— Должен он нам, Иван Вячеславович. И раз так, то в дружине он представляет наши интересы.
Тут уже крякнул удивлённо и я. Особенно, когда барон и воевода услышали про долг и посмотрели на меня, как на приговорённого смертника.
— Какие, на хрен, интересы… — только и вырвалось у меня.
— Цыц! — рыкнул воевода и, схватив Копаню за плечо, повёл гнома в сторонку.
Там они стали плескать руками, что-то жарко обсуждая. Всё это время барон смотрел пристально на меня, явно желая что-то сказать. Потом он всё же кивнул на тело купца:
— Говорят, Грустный имел виды на земли у истока Койвы, — сказал он, — Но эти земли принадлежат твоей тёте, герцогине Жлобиной Елене Павловне.
Я лишь поджал губы. Ух, Жлобина… Теперь понятно, почему она мне денег не давала!
— Моя тётушка… — твёрдо сказал я, — … является вашим другом. Мне непонятны ваши подозрения, господин Иван Вячеславович!
Барон скривился:
— Всего лишь спросил, Грецкий. По городу разные слухи ходят, и по империи тоже… Да и не видел я её уже давно.
— Ваше благородие! — сбоку возник ещё один городовой.
Это оказался как раз тот момент, когда к барону и воеводе стали стекаться вести со всего Качканара. Докладывались городовые и десятники: где пресекли беспорядки, где случились какие мелочи, где кто-то под шумок решил ограбить магазин.
Оказалось, что полностью сгорел дом купца вместе со слугами, и, к сожалению, пожар прихватил пару соседних зданий. В окраинном кабаке убили каких-то орков, и местные говорят, что они были как-то связаны с купцом. А ещё сгорела гостиница эльфа Древнёва вместе с несколькими постояльцами…
До меня даже не сразу дошло, что говорят о той самой, о моей гостинице! У меня ёкнуло сердце и зашевелились волосы на голове, когда я подумал о Захаре, и в панике мне даже явился его голос, как он кричит в огне: «Ваше сиятельство!» — умоляя его спасти.
Вот и сейчас кажется…
— Ваше сиятельство!
Я обернулся, поняв, что это уже не галлюцинация. Мой щуплый орк-слуга полз между палаток, а на него сверху насели аж два крупных дружинника, но остановить его продвижение у них никак не получалось. Орк вгрызался пальцами в землю, вытаскивая себя в рыночный проход.
— Ваше сиятельство!!!
Плачущий Захар, извернувшись из-под локтя одного из воинов, вдруг увидел меня и аж расцвёл.
— А-а-а! Ваше сиятельство… Ну слава Богу! Ах, как же я рад, как рада была бы ваша матушка, Древа ей Небесного!!! Я же думал, вас убили! — он разрыдался, вытирая сопли о рукав дружинника, а потом всмотрелся в меня, — Барин, ну куртку-то совсем испортили! А у нас номер сгорел, где ж я вам её залатаю⁈
Глава 14
Одна нога здесь, другая там
Только тут я и заметил, что слуга у меня выглядел, если мягко сказать, неопрятно. Весь всклокоченный, расправленный, перемазанный в саже. И если помятая одежда — следствие борьбы с дружинниками, то вот чёрные разводы и стойкий запах гари говорили о том, что он лазил по сгоревшим руинам.