Хороший гридень становился десятником, под чьим командованием, конечно, всегда было гораздо больше десяти воинов. А куда деваться? Толковых голов в дружине (как обмолвился воевода) можно было пересчитать по пальцам…
По этой же причине в бароновой дружине не было сотников, а всеми сразу руководил тысяцкий воевода Платон Игнатьевич. У барона в мирное-то время было всего около ста пятидесяти воинов… Даже сейчас, с новым набором, их стало около двухсот.
Перед походом воеводе, конечно, придётся назначить сотника, чтобы тот замещал его в Качканаре, и поэтому сейчас некоторые десятники особо старались выслужиться. Чаще всего это выглядело так, что нас, отроков, просто ещё больше гоняли.
Но я был доволен.
Отдраивая полы в гриднице под возмущённый плач Захара, или начищая картошку в поварне, или наматывая сотый круг по двору, я был доволен. Потому что кроме всей этой муштры наши мучения теперь включали и занятия по волшбе.
Ах, какое же это было приятное чувство, когда тебя, будущего яродея, берут за белы рученьки и шаг за шагом ведут к обретению настоящей силы…
Впрочем, я довольно скоро столкнулся с трудностями. Не всё оказалось так просто, но, по крайней мере, я теперь хотя бы примерно знал, в чём именно состояли эти трудности.
— Вы, холопьё драное, слушайте сюда и внимайте, — скрипучим и противным голосом сказал старый орк, седой и уже подслеповатый, сидя на пеньке перед нами.
— Слушаем, батюшка Орчеслав Добрынич, — отвечали мы, и седой старик, скаля полустёршиеся клыки, расплывался в улыбке.
Мы все, потные и разгорячённые после десяти кругов вокруг гридницы, мозолили свои зады на жёсткой земле перед ним. Площадка для занятий никогда не успевала зарасти травой, совсем недавно был дождь, и наши грязные орочьи ступни торчали тут и там. Да и запах от нашей бравой компании стоял за десяток метров.
Здесь были не только орки и полукровки с орочьей кровью, но и остальные. Таков был порядок, хотя вроде бы какой смысл человеку или эльфу слушать орочьи откровения о волшбе? Но надо было знать не только свои способности, но возможности и слабости врага.
Поэтому мы так же посещали занятия и у мастера-эльфа, и даже у человека. Были в дружине и такие.
Яродей — это, конечно, громко сказано. Этот Орчеслав Добрынич был просто Видящим, который очень хорошо зрел орочью волшбу, а ещё много о ней знал. Он не был яродеем, и на нём я не видел никаких рун. Но его задачей было лишь наставить нас в начале пути, а дальше каждый яродей постигал свою собственную волшбу на своих собственных рунах и синяках.
И всё же Орчеслав, несмотря на противный характер, обожал, когда его слушают. Двигался он уже плохо, но это не мешало ему дотягиваться длинной клюкой до какого-нибудь болтуна… Или до того, кто ему кажется болтуном.
Денису так часто прилетало за его длинный язык, что Орчеслав Добрынич уже взял это за привычку, и через раз просто бил Дениса, даже если болтал не он. Как говорится, ирокез быстро заработал себе репутацию, и теперь репутация работала на него.
— Ау! — Денис, шипя от боли, тёр свою бритую голову, — Я же пересел. Как он понял-то, что я здесь теперь⁈
Лукьян лишь пожал плечами, как и я. Конечно же, Денис даже не подумал бы куда-то ещё жаловаться.
Эта мысль меня очень забавляла. Попробуй он пожаловаться старшему, и на такого умника посмотрели бы с удивлением — вон же ворота, никто не держит. Ведь никакого беспредела нет, а от лишней шишки воин станет лишь крепче.
— Ну, а раз все круглоухие уже прикусили язык… — снова начал Орчеслав, — … и наступила долгожданная тишина, — он прислушался, хотя все молчали уже пять минут, которые старик тратил на утоление своей тяги к побоям.
Орчеслав Добрынич, крепко сжимая клюку, недовольно поморщился. Вот же срань эльфийская, все молчат, даже тюкнуть некого. А впрочем…
— Умпф! — Денис успел подставить ладонь, но по косточке ему прилетело больнее, чем по черепу. Он едва сдержался, но не проронил ни звука.
Орчеслав, подтянув клюку, цыкнул, что тишина так и не нарушилась. И со вздохом продолжил вчерашний разговор…
Что такое ярь?
Энергия, текущая в земле и воде, в воздухе вокруг нас. Она везде, и весь мир насыщен ярью.
Где-то её много, а где-то мало. Там, где много, образуется Омут, такое место концентрации яри. Достигая какого-то значения — а у каждого Омута оно своё — Омут, что называется, «плещется».
Происходит всплеск с выбросом яри. Идя волнами, закручиваясь вихрями и подчиняясь природным законам волшбы, ярь действует на растения и животных.