— Да пошел он на хуй! — рассудительно выдохнул Вепрев и поморщился, поскольку этот вопрос его меньше всего сейчас волновал, — четы, мать, дергаешься? Пусть полежит, авось оклемается! И ваще, в нашем мире он давно ластами щелкнул. И даже могилка у него есть, и памятник железный, серебрянкой крашеный. Забыла?
— Ну да, правда, — вздохнула Машка с кислым лицом, — и че нам теперь делать-то?
— Че, че! — передразнил Вепрев, — а через плечо…
Он тряхнул головой, и уже мягче предложил пытающейся захныкать Маше: — Ладно, мать, пошли в тот конец коридора, может, там есть выход.
— Ну, а как же дядя Сережа? — напомнила жалостливая Маша, строя бровки домиком. — Вдруг этот урод черный с ним что-нибудь сделает?
— А, да успокойся ты уже, — Вепрев бесшабашно махнул рукой, — ну, кому он ваще нужен-то? И потом, ты сама видела, как эта штука портвешка боится! На, вот, лучше поешь малость, — Вепрев через колено разломил буханку, и, присев рядышком, протянул девушке больший кусок, — у дедка этого нашел, пока ты того чувака из зеркала выманивала.
Маша взяла ломоть когда-то отличного хлеба, и осторожно откусила кусочек. Хлеб был хоть и черствый, но все еще вполне съедобный, и за пару минут молодые люди слопали его без остатка.
— Болит рука? — дожевывая хлеб, поинтересовался Вепрев, кивнув на темные пятна, четко проступившие на руке подруги.
— Угу, — вздохнула Маша, дотрагиваясь пальцами до запястья, — знаешь, такое ощущение, как будто обожгла кипятком.
— Ну, руки не ноги, — рассудил Вепрев, — на них тебе не ходить!
— Ну да, — улыбнулась Машка.
— Ну, значит, потопали! — Шурик поднялся, помог встать Маше, и голосом, исполненным оптимизма, которого он не чувствовал, заявил, глядя в беспросветную даль коридора:
— Кажется, все-таки с левой стороны пришли, — и решительно повернул направо. — Потопали!
sss
Топать пришлось долго, даже слишком долго. Каменные плиты пола далеко разносили эхо их шагов повсюду, мусор валялся под ногами и не давал спокойно пройти, и молодые люди то и дело спотыкались. Факелы на стенах мало помогали, в их свете не было видно даже пола. То и дело по пути встречались входы в узкие боковые коридоры, уводящие куда-то в кромешную тьму, откуда постоянно доносились жуткие шорохи и завывания. Потолок постепенно уходил вверх, и вскоре совершенно скрылся в густом мраке, который не в силах были разогнать редкие факелы. Вскоре там, на высоте, наверное, метров десяти, что-то начало противно скрежетать и повизгивать, как будто там вращались плохо смазанные шестеренки, то сматывая, то разматывая бесконечный коридор…
Наконец, минут через сорок хода, впереди неясно забрезжил желтый свет, и молодые люди, пройдя еще пару десятков метров, уперлись в колоссальную дверь, окованную золотыми панелями, богато украшенными замысловатой насечкой и драгоценными камнями. Узор из переплетенных цветов и крылатых драконов тянулся из края в край, словно огромная спираль, туго стянутая пружина — завиток к завитку, золотые лепестки, золотые листья, золотая чешуя крылатых гадов и горящие красным и синим огнем глаза фантастических тварей.
Дверь была плотно заперта, и вместо ручки в ней торчал огромный фаллос, под которым виднелась щель, похожая на замочную скважину.
— Ой, Шурик, посмотри, — показала Машка на «ручку», и захихикала.
— Ну, вот, уже что-то… — пробурчал Вепрев, — может, там что-то найдется.
— Шурик, — восхищенно воскликнула Зверева, — а ведь это драгоценные камушки! — девушка попробовала отколупнуть огромный бриллиант, торчащий в середине узора на одной из златокованых пластин. Однако у нее ничего не вышло — как и в зале старикашки Эрдрума, здесь тоже все было сделано на века или, как минимум, требовало основательной воровской подготовки.
— Нет в жизни счастья… — огорчилась Зверева, — такая же ерунда…
— Не ссы, Маша, — небрежно успокоил Шурик подругу, — щас отколупнем!
Вепрев вытащил из кармана ключ, и поддел бриллиант. Тот легко выпал из обоймы и покатился по полу. Машка взвизгнула, резво кинулась вслед за ним, и на ходу подхватила сверкающий камушек.
— Какой краси-и-и-вый, — восхищенно протянула она, любуясь игрой света на отличной огранке. — Дорогой, наверное! Саш, а Саш, а на Турцию хватит? — мечтательно спросила девушка.
— Ага, и не на одну! — рассеянно согласился Вепрев, возившийся с дверью, и раздосадовано добавил, — только толку здесь от этого камня — ни шиша.
— Шурик, а ты попробуй открыть дверь бусыгинским ключом, — невзначай посоветовала Машка, заботливо пряча бриллиант в карман.
Вепрев изумленно глянул на подругу, но потом снова вытащил ключ из кармана, и недоверчиво посмотрел на скважину в двери. По размеру она вроде бы подходила под ключ, и Шурик решительно вставил его в дырку. Ключ вошел в скважину удивительно легко, — «как презерватив в смазке» — мелькнула в голове математика дурацкая мысль, — и тотчас раздался мелодичный звон, словно где-то вдали кто-то невидимый заиграл на хрустальных колокольчиках тихую нежную мелодию, от которой сердце зашлось в сладкой — будто малиновое варенье — истоме. Вепрев повернул ключ, мелодия зазвучала громче, внутри двери что-то щелкнуло — он замер — но дверь не шелохнулась, не скрипнула даже, и колокольчики, нестройно звякнув несколько раз, замолчали. Тишина.
— И че дальше? — недоумевающее задал Шурик вопрос самому себе.
— Какой ты недогадливый, Саша, — упрекнула приятеля Маша, — надо ручку повернуть!
С этими словами Зверева схватилась за огромный фаллос, видимо, заменявший ручку, и слегка повернула. Снова раздался мелодичный звон, и створки двери чуть-чуть приотворились.
— Ну, вот видишь! — с победными нотками в голосе заявила Маша, и, отпустив ручку, восхищенно добавила с нотками упрека, — какой огромный! Вот бы тебе такой! — и снова захихикала.
В другое бы время Вепрев нашелся бы, что ответить, но сейчас он только хмыкнул, и, ни слова не говоря, ухватился обеими руками за столь восхитивший Машку стержень, и потянул на себя. Створка циклопической двери начала плавно растворяться, поворачиваясь на колоссальных петлях абсолютно бесшумно, что было при её размерах и вероятном возрасте весьма необычно. В ширящемся проеме перед глазами парочки стало открываться какое-то обширное помещение, ярко освещенное все теми же чадными факелами.
Не решаясь войти внутрь, молодые люди застыли на пороге, опасливо разглядывая необычную обстановку в появившемся перед их взорами колоссальном зале.
— Ой, Шурик, — опасливо прошептала Машка, — куда это мы попали?
Вепрев промолчал, подозрительно рассматривая помещение. После всего, что он уже увидел за последнее время, особого удивления экс-математик не испытывал, хотя подивиться было чему. Вдоль стен громадного зала, богато украшенных фресками, неподвижно сидели какие-то пузатенькие мужички, одетые в желтые балахоны и с тюбетейками на головах. У каждого в ушах красовались золотые сережки, лица были напудрены, брови тщательно выщипаны и подведены, а толстые выворотные губы густо напомажены. — «Пидоры, что ли?» — подумал Шурик. Перед каждым пузаном стоял огромный, со стоведерную бочку, барабан, окованный золотом, с буквой «П» на боку, на которых лежали две толстенные палки.
— А кто это там? — Машка показала в дальний конец зала. Шурик глянул, и оторопел. В глубине зала, метрах в двадцати от входа, стоял огромный постамент, с которого на них таращилось кошмарное существо, похожее на трехголового китайского дракона или Змея Горыныча. Существо вальяжно развалилось на колоссальном золотом троне — размерами дракон был не меньше слона, а его чешуйчатая шкура, переливаясь в свете факелов многоцветным радужным ковром, словно полярное сияние, отбрасывала на стены мириады веселых зайчиков. Головы чудища, каждая размером с пивную бочку, были увенчаны острыми коровьими рогами, а с обеих сторон огромных пастей свисали моржовые усы и устрашающе торчали острые клыки. Средний коготь каждой из лап великана украшало кольцо с бриллиантом, размер которого в несколько раз превышал тот, что лежал у Машки в кармане. Довершали ансамбль огромные, как у карточного короля, короны, венчавшие головы, причем у средней, по всей видимости, главной, голове чудища в короне сверкал огромный красный рубин. Всеми своими шестью красными глазами тварь таращилась на незваных пришельцев, и взгляд ее не предвещал ничего доброго…